Елена Филиппова
КАТАКОМБЫ
стихи
КАТАКОМБЫ


вас оставляю на той земле
где ослепительно слово света
где догорает в густой смоле
года девяносто седьмого лето
недолговечен словесный прах
но повторять до ломоты в скулах
имя квартала где в облаках
дышут каштаны зеленой шкурой
горек шершавый пока орех
но тяжелеют свинцовым градом
невозвратимые души тех
что по бульвару гуляли рядом
прятались в парках в тени скамей
что-то шептали о чем-то пели
плоскими лицами площадей
непоправимо спешили к цели
вот она прорезь мишень окна
узкая просека в небо лувра
уши зажмешь свои но она
снова бетховенской снова лунной
как заскребет как вонзит в гортань
верный жилетт и хрипи в порыве
чтобы предательская герань
долго не требовала полива
знаешь когда я спустилась вниз
в те катакомбы куда за плату
на исторический экзерсис
водят и юных и бородатых
где километра почти на два
выстроен лес из костей берцовых
ровной поленницей как дрова
как черепица той виты нуовы
что предстоит нам внутри земли
сверху которой светло и жарко
где с экскурсантами корабли
и карусели в столичных парках
там в мышеловке в дурном мешке
в сырости в смеси стыда и тлена
пеплом освенцима на языке
прошлое высохшее как сено
чем восхищаться?всегда влекут
амфоры бусины чаши кости
но на бульваре зеленый прут
все же приятней подземной гостьи
тридцать - считаем по тридцать лет
тысячелетие сгнившей плоти
лучше бы мне не купить билет
в анатомический театр - проще
было в трупарню - позвольте ваш
зонтик и сумку теперь направо
ах извините какой пассаж
мы не успели заштопать клаву
вася голубчик подай воды
женщине дурно при виде крови
да и опарышей с бороды
вытри исчадие ты христове
а над монмартром где мулен руж
как пересадка с арбатской глины
выросли свежие a la ruse
черепом венчанные картины
публика хвалит почти латур
и некрофильские глазки мэтра
сыто поблескивают - но тут
смею вмешаться: в долине мертвых
мы побывали латинский шрифт
видели скользкий комок удушья
нас посетил безымянность крипт
нос заложила ипритной сушью
и как шахтер из своей норы
в самое сердце парижских лавок
выползли - вот и стоим на вы
с тем вариантом посмертной славы
в целом эпической: все равны
перед безносой но лучше будет
праха не смешивать и слюны
и не покоиться в общей груде
лучше мостами вдоль тихих вод
где букинисты сидят под тентом
с кипой брошюрок и старых нот
где новобрачные в белых лентах
где пообедав прилег клошар
пузо подставив под брызги пены
где ты историю накропал
о триединстве сиона сены
синематографа где в d^ Orsey
я разлюбила моне с лотреком
и признаюсь провела почти
все вечера с валентином греком
вот он мне машет - пиджак берет
пестрый платок обвивает шею
падает с неба слепящий свет
разъединяя и не жалея

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


где надвигается влажнея темной тенью
сад люксембургский кроны вознеся
как базилики где смыкает стены
квартал латинский и над головой
цветы в горшках подвешены - там солнце
мир делит на сияние и тьму
бродить бы подбирая по уму
светящиеся вывески кофейни
на пыльной книжной коже блик весны
усмешку продавца сластей тележку
в которую впрягаясь обезьянка
старается гримасничать как мы
и с трезвым снисхожденьем парижанки
билетик добывает из сумы

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


в напрасный бубен бей
под черной крышей ночи
где царство голубей
и ржавый водосток
когда окончен час
нас прошлое не хочет
ни целого ни часть
ни нити ни клубок


сквозь догоревший фриз
просвечивает око
стекает время вниз
клепсидры полон рот
когда идет заря
по городу с востока
и все что прожил зря
сквозь тень твою идет


на пыльной мостовой
где след ребристой шины
где век назад травой
полынный пах пустырь
мир ставит зеркала
смыкает половины
но грань прозрачных дыр
не штопает игла


как чувствуешь себя
внутри блестящей колбы
где отсветы рябят
и вкручивают глаз
в колодец новых дней
и маятником подлым
раскачивает нас
хранилище теней?

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


как ненадежной щепкой
тем ненадежным шлюпом
по волнам как по веткам
фракийский парус хлюпал


искатель черных мидий
ловец бесплотных тварей
что видел ты овидий
зрачок прищурив карий


вдали где после бури
втекало в море русло
вода как рыбья шкура
отсвечивала тускло


и пыль ложась на щеки
дарила привкус глины
бобов и маниоки
вина и парусины


провинция убога
и скучен быт колоний
возвышенному слогу
нет воздуха в полоне


но свет проходит бритвой
по синеве запястий
как голос перед битвой
тяжелый полный власти

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


лазурный холодеющей рукой
сорвешь цветок фиалку незабудку
лесной цветок нет разницы какой
глядел бы синим глазом в нашу бухту
где бьется в берег тонкая волна
немного солона почти прозрачна
где вечерами пахнет тишина
смолой горячей желтой настоящей
и босиком бы до небесных врат
где наш апостол в стирку отдал платье
ключи посеял и теперь назад
в мир отсылает пишущих собратьев
им говорит довольно чепухи
за жизнь земную вымучить досталось
пусть рыб наловят вскипятят ухи
бог милосерд он даст им эту малость
забавный ключник!
впрочем погляди
сидят мои друзья у вод забвенья
и как в психушке держат на груди
сверкающие миски в отдаленье
костер пылает в круглом котелке
дымится сладко варево и в белом
высоком ресторанном колпаке
усатый повар говорит: поспело
но приглядишься где пристала грязь
где воск налип на стекла диорама
сияньем электрическим светясь
картонкой предстоит мастикой драмой
фигурок оловянных задник стал
пятнистей рыси - о воображенье
ты требуешь предательств и похвал
горячего дыханья и волненья
зачем? все то же облако в саду
все та же резеда на скучных грядках
соседская девчонка на пруду
и улица пустая как тетрадка
китайской крысой выместишь? ну что ж
не сад не рай не добрый старый ключник
чадящая трава из-под подошв
и атрибуты будущего - крючья
где от корыта мордою свиной
вдруг обернется чикотилло серый
с отвислым задом плешью и слюной
вполне эпилептической как вера
осклабится навстречу загребет
мохнатой лапой - прочь изображенье
смертелен истребительный полет
когда почти проиграно сраженье

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


ночь чей фиалковый цвет густел
горло сухое продрав до дрожи
голоса хриплого щек как мел
слез немоты и гусиной кожи
шепотом чьим разберись когда
опытом не обладая страха
смешивал с ангельским вот беда
лик козлоногого вертопраха
и расступался предметный слой
кверху всплывали дома деревья
люди так занятые игрой
что не заметили час последний
и на корявый чужой каркас
мы надевали чужое платье
город беспомощной лампой гас
переводя на часах двенадцать
ухало вечностью в блеске крыл
полночь вздымалась тяжелой крышей
чтобы дослушать что сочинил
и что расскажут потом дослышать
а по утрам на пустом дворе
дворники в тесных казенных робах
стекла сметали и стен каре
ввысь подымалось как стенки гроба

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


это реакция кожных лунок
пор по которым проходит время
как по ребристому морю шхуна
была и нет
это волшебная речь предмета
честная хронопись дат и фактов
запаха вкуса объема цвета
что никогда
руки не вылепят
глаз не увидит
перо не опишет
он существует в себе
он тает
сквозь нас проходя

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


перешедший да промолчит
не видать ни зги в округе
ты поставил словесный щит
чтобы камень кричал
по твоим следам
не найти седан
синевой мелькнувший
но твои следы
пахнут черствой водой
да ночной звездой
потому приходи на причал ровно в четверть двенадцатого
там увидишь сам флирт речной волны с бортом дощаным
там увидишь сам колесо фортуны в руках дурака
тень курильщика у сверкающего ларька
белый ломоть жасмина в руке красотки
якоря и ленты
как сжимается горло когда слегка
поскребешь ногтем память на монументах
выдаст подлая полный реестр
звуков запахов красок надежд пороков
слов которые просто теперь слова
вспорот хмыкающим мародером воздух плотный
как подушка в которой зашит бриллиант
и у тихой воды покрытой радугой
нефтеносных брызг
я у ног крузенштерна трачу бумагу
на словесный пласт
он добытчиком брошен тобой оставлен
сдан в банкротство
подошла минутная стрелка к главной
и двенадцатый вдрызг

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


четверть месяца сквозь желтые пятна
в чашу августа слетает листва
мелкой денежкой с березы приватной
тощим символом страны где росла
ходят женщины промокнув до нитки
руки грубые чернеют от вен
не пойдет для заграничной открытки
сей коллаж с похмельной рустикой стен
где сегодня у старателей праздник
и уловлен подходящий башмак
ярко-красные подметка и задник
привораживают бедолаг
они яростно вгрызаются в мусор
подымают пыльных лет облака
и глядит на этот труд Федор Клушин
одноногий баянист с чердака
забавляет его алчущий поиск
пыл и трепет и сверкание глаз
на ноге что не отрезал тот поезд
и надет второй ботинок сейчас
не найдут его ни нищий ни лодырь
ни старуха что лелеет утиль
и с усмешкою проходит поодаль
дядя Федя опершись на костыль
что поделать взгляд старателей узок
ограничен ареалом двора
не глядят они как шаркает грузно
брат ботинка что изловлен вчера
как он плюхается в черные лужи
как ступает он на пятна листвы
как с ним крохотные туфельки дружат
приходящей медицинской сестры
и петляя переулками к дому
при закатном освещенье дорог
он с поминок возвращается тронув
свежей глиной лакированный бок

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


соперники ушли
и черный пласт земли
лежит как будто так и надо
как скучно жить!
когда сплошная пустота
звенит вокруг как нить
и нет ни света ни креста
ни трав морских ни яда
который бы в сердцах испить
и все соединить


а мир не жесток ни жесток
сверчок найди себе шесток
сверчи с него рулады
кому их слышать? для чего?
твои соперники мертвы
друзья давно в разброде
и бремя вечности легло
как тень среди густой травы
ненадобной природе


вниз головой
вот жребий твой
рукой отводишь стены
забыл что пение в ноге
как бритва речи в сапоге
когда прорвешь подметку
прощай вскричишь
и липкий слой
нас мухоловочной золой
прихватит посередке

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


город который по манию бога
жарок и беден и слаб
из подворотен взирающий строго
на расцветающий флаг
синие белые алые пятна
вьются на здешнем ветру
шепчут что им не сомкнуться обратно
шелковым небом к утру
что позабыто в газетной подшивке
в шелесте желтых страниц
чем ей гордиться музейной паршивке
кляксами пальцев и лиц?
ружьями что за плечом генерала
к солнышку тянут стволы?
ржавчиной испепеленным металлом?
привкусом слез и золы?
тем что хранится из зыбкого детства?
желтым патроном? куском
передовицы запавшей в наследство
с тем похоронным песком?
красные пятна да синие пятна
белая зыбь посреди
между водою и кровью занятно
черпать снежок - но гляди
не спотыкайся: фамильное древо
сушит листву на дворе
нищим адамам даруется ева
каинов строят в каре
и отголоском бездарного шрифта
к небу взлетает флажок
не изменившись со времени свифта
не превратившись в ожог

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


на выцветшем коне
шершавая попона
напротив на стене
лампадка да икона
сутулый человек
сметает мусор споро
он видит чего нет
и станет этим скоро
как будто сотню зим
лежал в звериной спячке
и вот теперь один
хозяин старой дачки
сквозь тусклый желтый свет
слоится паутина
и ветви перелет
затеяли из крыма
где метко пули бьют
где утро с новым флагом
где зелень тихих бухт
окрашена как брага
где рысью по степи
поскольку место голо
такие пустяки
сметает веник с пола

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


здесь холодно и сине
и купола легки
святой екатерине
свечою из руки
где пыльные колонны
к востоку ночь слизнет
от густонаселенной
в окраинный полет
звездами клены метят
день осени скупой
в распыл пускают месяц
над площадью пустой
страна как плащ злодея
кровава и черна
кровавей и чернее
чем небо из окна
а небу нет и дела
кроваво иль черно
и внуку или деду
завещано оно

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


обещанья нам дадены для тоски
потому как гляди-ка надул в носки
христианская вонь взошла от плоти
у соседки справа соски плоски
волос долог и взгляд на взлете
вот елейную свечечку затеплит
три поклона и дышит точно
за сараями старый жид
от бессилия беспорочный
веки смежила губы шьют
запинанье благоговея
и на улицу словно в пруд
где утопленнику по шею
чем себя ощущаешь? пустой бадьей?
той смоковницей дохлой? римским судьей?
пыльной рукописью что даром
сдали родственнички в архив?пожаром?
ветром времени? только слаб
голос - слышите за ангаром
вновь преставился небу раб
разом двигатели взревели
что ты? уши не зажимай
этот рев протыкает щели
если глотка нема
и нагнувшись - шнурок? заноза?
не видать бы - и целый год
в санатории от склероза
и пред ликами от
обещаний нам данных

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


господь достаточно глядел
морская даль ясна
тверда как сталь бела как мел
вдоль острова стена
к воде спуститься? проще нет
с обрыва свечкой вниз
от прошлых лет до наших лет
колеблется карниз
и по нему в небесный путь
иди смиряя шаг
а воды по ступни по грудь
по смертный звон в ушах

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


там где яблоня при дороге
поперек перехожен пустырь
спины сгорбили как старухи
по периметру ночи кусты
ветер балтики спички гасит
долетая с залива - о чем
тянет память за правую? густо
на лопату налип чернозем
где-то воют собачьи стаи
посылая привет волкам
по ночам даже люди дичают
шпарят лезвием по рукам
по ночам холодок притворства
кровь с водицей одно на взгляд
бьет хозяин убивец по ворсу
гладит шелковой шкурке рад

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


далека эта площадь голая
мрачно вычерчен силуэт
то ли пушкина то ли гоголя
постаревшего на сто лет
ветер листья гоняет палые
пахнет сыростью нежилья
сколько раз на колени падали
перед бронзовым ты и я?
сколько плакали сколько верили
да напрасно вести подсчет
милосердию быть не велено
не даровано в этот год
только горечью рот: а было ли?
светит солнце синеет тень
и над будущими могилами
страшно тесно от наших тел
вот построили грянет выстрелом
снег сметая и палый лист
и шеренга по краю выстроясь
вместе с глиной сорвется вниз

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


и смерть твоя и жизнь моя
вы клятвой скреплены теперь
при лампе подлого огня
любви и ненависти верь
как нищий требующий мзды
у каждого кто в черноту
стою у будущей воды
на недостроенном мосту
птенцов сметает мокрый снег
с площадки где разведены
две половины мира - нет
в том что уйдем ничьей вины
сирены тусклый бубенец
визгливо переходит в смех
а я кричу - отец! отец!
не тронь нас ! пощади нас всех!

хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


какое оно голубое
придуманное тобою
испробованное мною
на ощупь на ветер на вкус
девяносто четвертой весною
скрепили мы с ним союз
из книг что прочитаны были
немного мы сохранили
\прости за глагольные рифмы
я их не гоню от губ\
но желтый песок биарицца
из бунинского кармана
высыплю на страницу
как же он желт и глуп
для сочиненья романа
опознавательным знаком
эта дорога направо
сквозь редкий и чахлый лес
пятна веселого мака
плещут по лесоповалу
и переходят в гвоздику
любимицу голых мест
никто не ответит криком
эхом печатной строчки
шарь по пустому небу
\напрасно его сочинил\
наше любезное ego
рождается в сорочке
поэтому будь любезна
не трать на него чернил
теперь у ворот железных
застынь над обрывом дико
оглядывая окрестность
что нехорош наш мир?
пусть нехорош - не лыком
песчаной крупою бездны
вертинским лиловым негром
дорога из мира в миф

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ПОСЛЕДОВАТЕЛЕЙ НАСРЕДДИНА


праздник июня солнцем
спелым и ядовитым
липы по самые крыши
тонут в пуху тополей
проповедь рыночной экономики
достигла зенита
братия о помолимся
в недрах ее церквей
выйдем счастливой паствой
прямо к ларькам напротив
шелест зеленых баксов
купит нам запах явств
мы теперь насреддины
выходцы из рабочих
скинем ярмо питанья
как отсырелый ласт
в скверике где в апреле
небо гремело маршем
под развеселым тентом
кока меринда спрайт
этому великолепью
тенью руки помашем
переходя из нашей
в теневую life
то есть туда где мерят
доски по росту тела
чтобы собрать конструкцию
проще которой нет
или дают взамену
блеск полиэтилена
сохранив растения
для предстоящих лет
о как мне любо братцы
нынче ветер с юга
дождя не обещали
предполагали град
сядем единым кругом
будем восхищаться
запахом цветом тем что
можно еще бесплат...

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


где эскулап с лицом кота
играл с водой и глиной
сминая кости мужика
гранита и осины
в единый ком: вставай мой страж
тянись наощупь к свету
сегодня высший пилотаж
любить планету эту

где эскулап на берегу
от ладоги до устья
глядел как корчится в снегу
родное захолустье
раскрыв широкие крыла
парит хозяин бреда
хватает кости со стола
двуглавого соседа

где эскулапов пациент
до смерти верил в чудо
ланцет и скальпель un moment
заполнили посуду
и толстый повар с черпаком
склонился не мигая
над потрошенным мужиком
боясь что хлынет краем

о вкусен родины сапог
его зипун и лапоть
приятно коли ты двуног
и не прогнила мякоть
бреди по миру меж корней
живи тоской вчерашней
чем больше давишь тем пышней
неплодородной пашне

мы все зола мы все мясцо
еда потеха слава
высокородное лицо
нас взяло для забавы
о страж мой! не имея сил
не отвергай обмана
нам хватит камня и чернил
восславить истукана

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


господь не давал пощады
но был милосерд в лицах
откуда бы мне иначе
услышать голос тот?
веками текло время
зеленой листвой слоилось
цветочной пыльцой клубилось
песком забивало рот
когда пробудились всюду
лежали завалы жести
бездомные кошки шныряли
притаиваясь к земле
здесь нищая ночь скитаясь
решила остановиться
и выдохнула голод
в отблесках городских
пожаров и желтой стала
черная щель подвала
где жалобные глаза
звериных детей ожидали
удара тупым металлом
по шерстяному черепу
малому как кулак
а зверь идущий следом
самостью пах и кровью
но кто рассказал о небе
не выживет на земле
речь музыкой не воскреснет
деревья не встанут прямо
кристальная ночь задует
блуждающий огонь

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


ни шелкового шитья ни облака золотого
но чуть розовел закат выплыв на потолок
в доме где шум морской заменою городского
блуждал по углам и вот
неясно куда утек
а следом за ним рука ползла по шершавым стенам
и пахло ночным прибоем распахнутое окно
шепни ему и вернется
дыханием болью темой
да что я теперь умею?
остановить кино

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


«на холмах грузии лежит ночная мгла»
не эта ль легкость нас гнала
по стиллистическому югу
где становились письма к другу
записками из-за угла?

хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


во имя отца и сына
плывущая паутина
боярышницы ажурные
садятся прямо на глину
черта городской оседлости
пыльная ложь газона
вздрогнет рука у бедности
скупость подарит крону
жалкий лоскут эстонии
с тем что теперь барьером
лет паутины по небу
высоко над сквером

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


из жизни прошлой и обугленной
поскольку съедена пожаром
глядел на нас глазами круглыми
и пел негромко под гитару
слова простые рифмы грустные
такие песенки за душу
хватают даже если глупые
и если не желаешь слушать
убита мать погибли младшие
один теперь на свете мается
отец в тюрьме а братец в лагере
а он на самом деле маленький
и потому подайте граждане
и кепку подставляет чтобы
кидали денежки бумажные
зеваки в черных переходах
потом на перерыв обеденный
недаром все-таки басил-то
в ларек напротив - вообщем девушка
арахис север и бутылку

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


оставь меня оставь
ладонь дождю открыта
протока в небесах
дырявее корыта
прогулка по воде
душа в ознобе бьется
а взгляд каким глядел
бездоннее колодца
черно в его нутре
и стенки узкой шахтой
и как луну в ведре
не разглядеть лица там
о чем наш разговор?
ладонь полнее лужи
а двор обычный двор
не лучше и не хуже
ему знаком эскиз
твой силуэт на фоне
напрасных капель лиц
и глубины ладони

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


что за летом нас ждет
не в счет
но ладонь что ухватит
сожмет
вечереющий лист
кто летучих мышей полет
бесшумный свист
вдруг услышит поймет
на четырнадцать дней
если время не врет
потерян счет

вероятно не прав ты
осиной влет
сквозь прозрачную кожу
нападающий бьет
и расширен безмолвием рот
если воздух горек
как каштановый плод
и напрасно на свет выползать
ты - крот
тебе в норке уютно
на четырнадцать лет
опоздало время
врет
часовая с минутной
за летом ждет
скучной Леты плот

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


их странно повторять на этом диком
спиной к стене где ветра волчий вой
что духом мы тверды что мы не лыком
на все слова качая головой
от черепичных крыш слабея глазом
младенцем из яичной скорлупы
на божий свет проклевываясь сразу
и без опоры рушась - нет, не ты!
на подвесной дороге стало пусто
и кто ее удержит навесу
когда столбы летят на землю с хрустом
кто заградит негромким: я спасу?
слова всегда слова гляди с укором
две рыбы пять хлебов нетруден счет
покуда обольстительная флора
лишайником представлена у вод
и на валун весь в крапинах как яйца
болотных куликов ложится тьма
и сквозь нее идет тропинка в тайцы
петляющая как и жизнь сама

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


арбуза капала кровь
соловей пел про что известно
на чернотканном мосту прощались двое
над ними транзистор голосил
про холодное утро и все было
и плакать не было сил
а ей думалось ухожу
как уходит трава дрожать под снегом
и напрасно ждать телефонного издалека
наконец-то он думал
сейчас трамвай поезд с жестким вагоном
трепет ветра
тамбур душный от дыма наконец-то
вкус свободы
как тягостно без тебя
и как птицы клювами
звук затих
мост до самых звезд светил
странно слова выговаривать
читая мысли
и повторять их нет сил

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


мне снилось ты ничуть не изменился
не поседел не постарел
как в банке ананас заморский плод
лежишь законсервированный
в глине болот
как мамонт из березова
а скинешь памятник с могилы
хозяин оживет
потянется проснется - что случилось?
откуда лес? зачем вокруг кресты?
очки протрет и дико оглядится
и я проснусь - бывает же приснится
соленый вкус никак не отстает!

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


творец нелепых правил
придумывал ты страх
но тени не оставил
на летних облаках
а вечер черным слоем
бьет с фотографий тех
где дафнису и хлое
достаточно утех
плодит пастушек юных
французского двора
чернильницы как дюны
вздымает на столах
перо разит бумагу
спасибо дон кихот
ночь пьяная как брага
по городу идет
и мед не пахнет медом
и дурен он на вкус
и счастье идиота
что он как бочка пуст

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


что ж гнилая отрава либерального полдника
вызывает зевоту
пряжки просятся к действу
прилипая на задницы крепдешиновых девок
переводы с осины на язык вхутемаса
обладают заботливым свойством
в иностранной головке посеяв плоды беспокойства
всходы сыщешь в отечественной лет через двести
на шестьсот секунд углубившись в вести
перейдешь в католичество: все же папа
симпатичней митрополита
потому как восток есть восток
но запад - запад
где обильно
где неумыто

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


облик города?
там доска с доской
птица-горлица?
голубок такой
крылья бежевы
добродушен глаз
словно беженцы
дни глядят на нас

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


это моя ласточка
не приведи снова
на высоте лаковой
будет лежать слово
каждым дождем за море
стая синиц в сборе
скоро мелькнем заревом
и подожжем море

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


зеленым едким стеарином
закапан праздничный наш стол
и вкус еловой древесины
смолой на руки перешел
и от гирлянды отсвет слабый
и тень от хвои и шаров
дарует видимость хотя бы
что мир по-прежнему здоров
пусть за окном тоска и слякоть
и вместо снега черный двор
глаза от глаз не надо прятать
когда к полуночи наш взор
уже звучит напоминанье
сквозь блеск бенгальского огня
и уготовано прощанье
без поцелуев для меня
и застывает воск зеленый
и осыпается листва
в колючей шкуре небосклона
прореха видима едва
и скоро нам в иные дали
под свист крещенских холодов
ночным возком трястись в печали
и немигающих зрачков
не чуять взгляда

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


словом в слове?
комком в гортани?
забыванием всяких правил?
золотую монету к свету
кто подбрасывал холодея
над лазенковскими прудами
где прудовая элодея
вьется зелено? чьей заботой
к чьей утрате? в петлицу розой?
чьим дыханием? желтым фото
снимком брошенным в лужу?
имя я выспрашиваю двери
за которой? когда немея
сходит вечер? вчерне набросан
городской ландшафт для артели
выжигальщиц по кости?
кто сам
выбирает худшее? завитушки
вопросительных знаков - не думай больше
лучше к уху прижми нежный рог ракушки
-шум балтийского моря, деревьев, польши

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


отныне подвигом подъяв
зеленый глаз с разрезом
кошачьим нам глядеть на сад
окованный железом
где птицам райским не свивать
гнезда на дохлых кленах
и экскурсантов не снимать
на фоне оголенном
что толку в имени твоем?
по следу марселины
зеленой хвои наберем
сухой насыпем глины
и будет небо высоко
резные ветки низко
в соседней речке глубоко
в канаве мелкой близко
и мы хранители судеб
каирский сфинкс пустынный лев
сидим теперь у входа
нас мочит дождь и мучит снег
вода стекает с твердых век
но мы цари природы

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


посетите дом военной книги
что вам гейне? отложите гейне
путал ятаган он с эспадроном
был слюняв как баба и визглив
и вообще на заводную куклу
пруссаки похожи
что корнель вам?
лишь на театре был он гордым сидом
в жизни мелочевкой промышлял
отложите байрона! в военном
деле он не значит интереса
греческими париями править
может даже дворник иванов
лучше пиджачок набросьте черный
башмаки почистить не забудьте
суньте на разживу тысяч сорок
и на невский топайте скорей:

там водятся модели самолетов
как водится в реке плотва и щука
серебряной окрашенные краской
любезные полету существа
лежат они в коробках на витринах
тяжелые пока и неживые
но чуть вздохни - стрекозьих крыльев трепет
взметнет стекольный гроб до потолка

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


ко мне медоточивый зверь
стекающей скользящей лапой
по желтым лестницам по камню
где розовая мозаика слоится
где пыль белесая на лицах
как на шаманах мозамбика
зачем готовый для прыжка
сверкающим зеленым глазом
следит за мной?звериный разум
ждет для полета лишь толчка
и вот по воздуху раскрыв
объятья ветру пестрый парус
летит навстречу:блеск когтей
клыков покрытых белой пеной
лишь руку протяни:на стенах
тень зверя паруса смертей
откуда бы ему с небес?
со стен где ветхие грифоны?
из леса что волшебный лес
мультфильмов детских? с парфенона?
с собора шартрского - куда?
земля негостеприимна эта
на ней лишь мертвая вода
и смерть без запаха и цвета
меня коснувшись он умрет
из бытия влетая в вакуум
и мир мой - мир наоборот
повиснет на когтистых лапах

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


в невеселом пространстве где облако плыло как холод
где оно натекало на город слоилось двоилось
где оно становилось прозрачным и тонким пока
сквозь него не увидишь беспомощного щенка
на ладони ребенка такой же прозрачной что
сквозь нее просвечивали облака

в невеселом пространстве где окна за решетками стыли
где чернели от пыли
где форточки не открывались века
в том пространстве мы жили любили мы были
похожи на захваченные капканами облака

в невеселом пространстве где каменные громады
прижимались боками терлись как бродячие псы
в том пространстве где дети не пробовали авокадо
в том пространстве были хозяевами мы
в том пространстве где воздух был солон и горек
ни на что не похож и не гож для дыхания что ж
в том пространстве где кожа
сухая опадала как с ящериц перед грозою
и в периоды линьки становилась стихом
в том пространстве мы были самими собою
а когда оно кончилось кто мы за что для какой
может проще увидеть по-новому этот
сад в котором деревья покрыты светом
сад в котором бродить бы летом
тыщу лет миллионы до

но пространство сжимается свет заменяется тьмою
лето осенью осень зимою и в нем
никогда не приходит весна
снег не тает сосной остается сосна
и осиной осина на коей

может проще забыть как в стихах с той безумною строчкой
единственной строчкой или лучше на волю
где не пишут стихов где не смотрят в чужие глаза
ожидая что явится нечто
где мечта зарешеченна где только вечность
только вечность ледяная безумная полнота

или может в то узкое в то нежилое
где не видно ни облака и ни хлои
где не слышно ни голоса ни сверчка
только скрип затворяющихся дверей
только скрип раздвигающихся ветвей
только -только шаги почтальона
штемпель брошенный в ящик
или -или на миллионной
кто-то рядом еще настоящий

пароходы у борта гранитных извилин
как слепые котята которых не дотопили
пароходы с глазами полными пыли
как им трудно глядеть
как нам трудно заглядывать им в глаза

я не знаю зачем это все кому это нужно
не слышать не видеть не ждать
и не знаю зачем мы учились любить
и зачем разучились прощать

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


ночь на которой поставил штемпель
боже который прислал в подарок
небо похожее на обрывок
мертвой бумаги
ночь на которой такие звезды
словно рисунок в тетради детской
зелень стекающая за ворот
с запахом дыма
ночь для которой не будет речи
слово не выдумано пока что
только прижмешь ее вкус и станешь
старше на двадцать
ночь для которой не нужно речи
ночь для которой

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


что ж понедельник кончается как темнота
в чаше расвета как хлебец у бедняка
корку сжимает вчера рука
чтобы сегодня нащупалась пустота
время не в том чтобы выучить как оно
плавно стекает на сеткой покрытое полотно
ночь понедельника
чернота двора
каша липкого снега
падает с неба копоть на дно
чем-то похожа на конфетти
только черна не отделить в горсти
плевела от овса
господи как ты прекрасна тьма
приходящая на только страшна
красным хвостом комет
вот незаметно прошла весна
хлебца дожеван свет

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


сумасшедший играющий на бандуре
представляет себя героем
он притопывает ногой добавляет другой
дополняет мучительный вой
сей волшебный танец
он пустыми глазами вглядывается в глаза
и проходят глаза сквозь чужие такие же как у него
а часы стрелки проращивают назад
коридоры стекаются вместе
образуя каре где стоят лет этак двести
те которым положено было в сенат
да остались на месте
сумасшедший заглядывает под ладонь
он прихлопывает ладонью несуществующий в ней огонь
он доволен собой улыбается и поет
и глядит на народ как царь
а толпа протекает качается
как волшебная палуба
как пар как облако как
плоскодонка натягивающая канат
да пробоина в брюхе
тянет тянет
сумасшедший похожий на нас как брат
и с такими же окровавленными устами

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


вот и кончилось время стеклянный шар
от стены отскочив обратился в пар
до свиданья шарик
черным деревом дыбится мокрый парк
голой веткой шарит
у юродивых нонеча краток сказ
попасть бы в паз а оттуда - в яму
чтобы горний дух воспарил из глаз
к богу прямо
у мирского народа иная блажь
чтобы хлеба вдоволь маслом мажь
украшай селедкой
и закончим сей золотой пассаж
лодкой да молодкой
и среди их веселья стою стыдясь
это словно похмелье протер гляделки
видишь в комнате грязь окурки тарелки
и не знаешь куда тебе и зачем
видно так уж написано нам на роду мы белки
в колесе семи тел
чтобы между ними порушить стенку
нужно быть не шаром - ядром снарядом
и когда игла попадает в венку
видишь все они рядом
вот и славно спасибо врачам наркоз
замечателен в целом
что касается жестов слов и поз
то какое нам дело
мы уже превратились не в прах и пыль
а в траву и в воды
в звезды рельсы дорогу степь ковыль
проще - в природу
и теперь не стоит искать себя
растворились братцы
а за окнами выводку голубят
с веткой не расстаться

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


вода и ветер не знают отдыха
едины они когда
стекают на город памятью отданный
а ты говоришь - вода
напрасно ты ищешь черты что сгинули
средь пятен нефтяных
в каркасах конструкций покрытых тиною
и в рыбах плывущих меж них
напрасно глядишь где в ночи кончается
черта городских огней
дурак не сгорела свеча еще
и жарко в ладони ей

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


дождь на улицах хлопал ставнями
в петли скручивал провода
над чернеющими плавнями
перекатывалась вода
грозовое смыкалось бешено
небо над пустой землей
больше не было суши - взвешены
небо с морем в бадье одной
ни огня по домам ни просвета
ни звезды ни луны черна
уходящая в вечность просека
ни поверхности в ней ни дна
руку вытянешь гаснет бедная
даже пальцев не сосчитать
плащ тяжелый скользит над бездною
не споткнуться бы не упасть
в ней единство живых и умерших
души шарят по чердакам
звери спрятали морды в ужасе
дрожь проходит по их бокам
может мир наш впадает в реку
по которой убог и стран
челн качается с человеком
гробовщик он и капитан
шелестит его мертвый голос
или ветер с истлевших уст
приглашая погибший город
этот трепетный свежий груз
в путешествие - взмахи весел
не слышны не видны одна
выше кровель церквей и сосен
захлестнувшая нас волна
костяные проходят пальцы
между воротом и спиной
знаю кто он хозяин фальши
перевозчик на свет иной
и кричу я ему не стоит
трогать тех кто лежит в домах
кто под кровом родных построек
безмятежен в делах и снах
лишь тебе переметчик старый
не восходит светило дня
лишь бредовая ночка в пару
как помоечник для огня
ты оставь мне дворы и стены
тот обшарпанный красный дом
что глядел на мои измены
что стыдился моим стыдом
эту улицу этот мостик
на котором крылаты львы
бедолага ты перевозчик
не сносить тебе головы

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


мерцающая пантомима
огней большой помойки мира
часы на доме в клочьях дыма
как грустно если третьим римом
быть этой сточной яме слухов
лишь деревца прекрасны пухом
покрыты снежным и незримым
сквозь изморозь блестит луна
или фонарь почем я знаю
а в остальном земля черна
как и должно в сарае рая
но деревца но деревца
прозрачные скользят взмывают
во имя сына и отца
где кущи снежные не тают
и в отпечатанных следах
с чем примиренье - с богом с веком
погромче крикни: эхом эхом
морозной пылью на губах

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


дурак лукреций башмачок афины
рогатый заяц меховая жаба
осклизлая русалка бригантина
чего не встретишь выскочив из паба
сквозь косточки продев стальные нити
для безымянной золушки забава
вот талисманы будущих открытий
бессмертная сверкающая слава
куда там босху? современный блюмкин
срастит хвосты с копытами за часик
бренчит медяшка в похудевшей сумке
волшебников и продавцов несчастий
а здесь в тени где моросно и сыро
где воздух теплый вьется в небо паром
пожива псам бездомный ломтик мира
и челюсти смыкаются как кара

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


ледяное пространство черная просека
как дыра на холсте разъетом h2so4
у данаи от кислого дождика шрам на животике
и под носом склянища нашатыря
а за окнами вьюга за окнами моросно
башмаками чавкаешь как по перине
дырка жизни куда провалилась молодость
с деревцами которые воспарили
и остались здесь а ты в безлюдном
коробки домов отсырели стекла
затянулись зеленью полумутной
и обмылками лиц цвета свеклы
так плесни кислотой в ту яму в прорезь
на рисунке где девочка с белым бантом
смотрит вслед уходящему поезду то есть
в дырку времени жаждущему пространства
может вновь улыбнется пройдет по шатким
доскам мостика протянет руку
и внимание съемочная площадка
говори дитя побольше звука

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


я вся в твоем крыму
где дерево в цвету
где девочка кудрявая
на подвесном мосту
глядит на воды быстрые
чиста неглубока
не знающая пристани
под тем мостом река
а дальше кромка моря
и кончилась страна
где катера у мола
и крепости стена
и этот ветер южный
и чайки и закат
но глупо и не нужно
заглядывать назад

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


не прерывай меня напрасен
твой голос не желая зла
я желтизну твоих акаций
на прошлое перевела
не оборванкой в школьной зале
но нищей родственницей муз
ты предпочла сестре-печали
сестру разлуку - как на вкус?
когда из омута гражданской
всплывала гиблая страна
ты отказалась от избранства
и с ней простилась - чья вина?
сквозь пепел задыхаясь криком
и с каждым шагом все слабей
тебя слепую эвридику
искал полуденный орфей
и непомерным желтым цветом

светилась крашеная прядь над лодкой черной и над летой
что перевозчика кричать?

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


задыхаешься не заметишь
как на пятый как на шестой
по высокому гребню лестниц
попирая его пятой
по высокому гребню тени
что от окон ложится на
двери старые и ступени
\при закате она черна\
ртом подтягивая дыханье
\цепенеет ручной гимнаст\
попадает летящий камень
на последней ступени в нас
так воспой же боян за доном
далеко на сырой неве
эти лестницы что за домом
отпечатаны на стене
эти улицы что репринтом
утопают в густой пыли
по лавкрафту и по майринку
на другой стороне земли
где прозрачны на негативе
от сиянья застив года
в нагасаки и хиросиме
исторических городах
эх ты время плети в косицу
в папку гибели на стеллаж
нашу припятскую водицу
и славянский наш пейзаж
поливай как цветок из лейки
тень от девочки на скамейке
поливай не жалей воды
тень от иволги и звезды
тень от дома и тень от дыма
чтоб слепящая простыня
вдруг стекла бы с них невредимых
заговоренных от огня
здравствуй птица ей скажет детка
и ответит ей птица фьюить
под звездой наклонится ветка
над водой что не страшно пить
и высокий дымок над домом
и качелей у дома скрип
только вырезан из картона
ты проваливаешься сквозь них
хвать рукою и нет картинки
на железной воде круги
недалеко от мариинки
за дождями где четверги
где кровавая ложь плаката
где дыхание гиблых стен
и с шестого идешь на пятый
сгорбив плечи
старик совсем

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


на серебряном берегу
где деревья стоят в снегу
где одно вековое право
право цезаря и раба
там бессильны и смерть и слава
потому что они судьба

не в стеклянном живем мы шаре
отгорожены от нее
зимний воздух глазами шаря
знать - цикута твое питье?
наслаждаешься горьким вкусом
словно дверь запахнув пальто
дней просчитанных от иисуса
не отнимет теперь никто
пусть смеются какое дело
уходящим в иную даль
прежде духа бывает тело
и желаний его не жаль

как захлебывался в начале
и стоишь как вопрос в конце
а на сцену цветы бросали
чтобы терном в его венце
чтобы выплакав сразу суше
зарябить в пестроте людской
чтобы выкричать свою душу
и к холодной стене щекой

на серебряном берегу
где деревья стоят в снегу
от прошедшего воскресенья
до грядущего рождества
от прощания до прощенья
от свидания до вдовства

о прости мишура цветная
хвоя елочная в смоле
угол детской где вещи рая
вместе собраны на столе
их разглядывая я слышу
одинокий и твердый зов
сквозь дыханье зимы по крыше
-собирайте скорей улов
новогоднее время в горсти
провожать поезда сквозь бред
мы сегодня поедем в гости
только хватит ли на билет?

нам серебряный сад навстречу
дети скатываются с горы
снег ложится как смерть на плечи
благодарная - вы добры
и ворон поджидают кони
и погружен на санки гроб
и сугробы как от погони
друг на друга сугроб в сугроб

оглянешься ветвями машут
елки строятся в долгий ряд
еле слышное - Саша Саша
сквозь прощание шелестят
этот звук замирает тает
словно плакальщик на пиру
до свидания долетает
чтоб не слышать его к утру
а серебряный берег ближе
обетованный берег дня
по лыжне нас уводят лыжи
к той которая нам родня

на серебряном берегу
где деревья стоят в снегу
где одно вековое право
право памяти над крестом
там бессильны и смерть и слава
потому что они потом

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


А.Г.

разноцветная бабочка американской мечты
звон серебряных колокольчиков над высоким морем
апельсиновым деревом высохшим до черноты
тень ложится на берег
не играет роли
где мы выросли точно впечатан след
на ладони когда поднесешь на свет
крона дерева сохнет на пятипалой
проведи по ветвям концом ногтя
и срывайся наощупь когда свистя
время школы начальной летит к причалу
все мы дети залива
придумай сам
как нам выглядеть стриженым или с бантом
шелка мертвого по береговым кустам
тянут ночь за гребенку морским анданте
пароходы курлычат кричат в порту
закоптелые грузчики спелой дыней
угощают друг друга и темноту
вопрошают окрестную на латыни
знать италия рядом прогнулся трап
на какую-то глорию из ньюкасла
по нему раскорячившийся как краб
подымает матросик бочонки с маслом
дальше пара сигнальных по корме
шелест волн выходит судно в море
якорь поднят и больше нет корней
что удержат нас
никто не спорит
хорошо по золоту прошлых дней
босиком заглядывая как в бездну
в трюм где светится рыба и тесно ей
вдруг лишенной пространства тяжелой медной
красноперой и свесив ноги вниз
с плоскодонки соседской можно сразу
дно нащупать где ракушка мелкий приз
дожидается детского глаза
это все замечательно
но когда
на губах не услышишь привычной соли
вдруг проснешься - о господи как скучна
за окном растительность нашей роли
ей не надобно
чистая речь смешна
только бабочка пестрый подарок с воли
но кулак разожмешь
улетит она
с чем останешься?

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


на острове где жизнь придумывал простую
веселая листва слетела подчистую
и старый робинзон морщинистый как тряпка
сидит на берегу и мрачно курит травку
тащусь я говорит от ломки до прихода
и нравится ему промозглая погода
колени обхватив глядит он в море дико
на сердце у него как в финской бане тихо
задумается вдруг забьет косяк и в таску
щекочет изнутри прекрасная замазка
какая там суматра какие там канары
немного жаль что нет буфетчицы тамары
ей нравилось глазеть на странные картины
особенно вблизи горячего мужчины
смеется робинзон клыки как крыса щерит
впадая в детский сон в прокуренной пещере
а рядом океан не тихий ледовитый
и льдинами вода как язвами покрыта

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


инвалид одноногий в очереди
утирает лоб рукавом
у него мелкие глазки
водянистые как у болотной рыбы
узкий рот с отвислой губой
последствие шрама
пуля сорок второго или
финка уркина вообщем
он утирает лоб и глядит на массивные двери
в тоске там округлые девки
на табуретках макдональдс
и усатые тетки с подносами наперевес
расстрелять бы он думает оптом
и очередь и макдональдс
и евреев и русских
чтоб в тихой они траве
побратались и цветики распушили
колыхаясь под ветром
где сладкая рябь оград
и садовые яблони пышные по-весеннему
и крестьянская лавка где спички сахар соль
по тогдашним ценам
и церковка над коей гоняет ванька
сизокрылых красавцев и чиркнув спичкой
из крестьянской лавки
проверяет на прочность
на огнеупорность
перья голубя и просвечивает сквозь них
эта очередь в будущем блеклый лед фонтанки
постовой с дурацким жезлом
слепой под зонтом
конь на аничковом
девица в пятнистой шубке
и затравленный выщипанный городской
залетевший из прошлого и полинявший
продвигаясь во времени
пестрый ястреб
от которого прятался в том кусте
у церковной ограды давешний голубь
и плюет ветеран и сжимает костыль
как в прошлом шею серого труса
выплевывая беломор
на растаявший снег

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


там по середине мира
черное крыло ночи
лезвием тупой бритвы
надвое разделен город
влево поглядишь висла
вправо поглядишь бездна
родина лежит справа
черт ее знает где

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

Переводы из Кшиштофа Камиля Бачинского


Река


Ты плыви, земля, плыви. Все река уносит.
Лед во всю длину воды. Как весло молчанья
рассекает мир река на весну и осень,
да на зимний ледостав от начала лет.
Птицы носятся над ней. Делит берег тайно
на страдание и радость поднебесный свет.

Серебрящаяся гладь. Небо с облаками,
нас возьми и унеси темными руками
от печали и труда жизни подневольной
и у края наших дней отрази спокойно
наши лица и глаза. Будем мы похожи
может, сами на себя, или же похожи
на несущую нас ночь, чтобы в той купели
воды серебром живым нас запечатлели.

Ты плыви, земля. Настал вечер. Реют птицы,
как ресницы шелестят мелкими крылами,
это ласточки тенями падают на лица,
и все ниже темнота падает над нами.
По воде плывут плоты. Яблоки как град
ветром сорваны с деревьев прошлого летят.

Что поделать? Отражает домики река,
как игрушки, что хватает детская рука,
там измученные звери дремлют у дверей,
там на поле конь гуляет соткан из теней.
И глядят далеко люди влажными глазами
и цветы бросают в воду - отрази их цвет,
и несет она цветы - «Сколько?»- «Много лет.»
И с улыбкой застывают, шевелят губами,
с этим сердцем, разделенным на огонь и камень.

А река? Теченьем тянет годы и века,
как железное пожатье мертвая рука,
то недолго помолчит, словно отдых просит -
кровь с ладоней мародеров в черноту уносит.
То срывается слезой, переходит в бред -
нескончаема вода. «Сколько, сколько лет?!»

Тащит гиблых погорельцев волосы как дым,
окровавленных детей, брошенных злодеем,
матери тела обмоют - их глаза черней,
чем бегучая вода - смертью по воде им.
Либо девочка с каким-то оловянным взглядом
ловит мертвые сердца, складывает рядом,
то отрубленные руки местным вурдалаком,
то вырезанные очи точно камни днем,
то всплывают, то потонут - да алеют ярко
словно роза над водой - кровью над водой.
И опять хранит река черное сиянье,
как железная нора полная молчанья.

Ты плыви, река, спокойно..И земля, плыви
благородство и злодейство, все ты разделила,
уноси водой тяжелой. только погоди
опускать дымы витые на цветы могилы
да на мертвые погосты. Позабытый голос
все еще зовет и плачет, да седеет волос
зря глядящих с берегов. А трава - густая,
да и ласточки взлетают, небо рассекая,
слышен ветер легких крыл. Нет простору края.

Но окончится река - кончится и время.

9.07.42.
ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


О город, город - иерусалим горя,
рухнули на колонны, стоят дерева крестами,
их красные ветки как ветви коралла на море,
который невидимым пламенем лижет
босые ступни и живых и умерших и выжжет
неверу и веру, по косточкам тело глотая.

О город безверия! Город поруганной чести!
В бою и огне,
что несешь ты в себе?
Для все человеков веночком терновым на жести?
От этих гробов ты безмозглые камни родишь, беспросветные сны.
И даже небесные громы и скорбные песни тебе не слышны.

Сны, сны вурдалаков. Там в облаке диких цветов
до вечери тайной от голода спящие люди,
они за столами к столам прижимаются грудью,
по битве кровавой - как эти цветы на горе.
С невидящим взглядом застыли они без движенья,
горазды на злое и слишком слабы на мученье.

Но вот по смерти хочет тело стать,
как факел воскресенья, и объять
огнем тела не верящие слову,
которых после ангелы возносят,
как лист осенний к божьему престолу,
колышемый - и бог его не бросит.
А там, как ураган на поле битвы, плащом объявший
страну, где пушки точно бьют по цели,
где бьются в рукопашной - и выстоят в сражении смертельном,
и вечность отворится устоявшим.

О многие, которых сила - слабость,
но спит и лавой вырвется, когда
то вера, то война. то жажда правды
на гибель позовет как в бой труба,
а после их кладут в гроба. И в землю
уходит слабость - там восходят стебли,
там не цветут порушенные села,
детей не убивают - и к престолу
ведет их ангел, к часу воскресенья,
где сила или слабость - без значенья.

март 43

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


Великан в лесу

поэма


Вступление к поэме

Когда пробудились, спросил Абоон Сахию:
-Ну что тебе снилось?
-Мне виделись горы, и падали горы как звери, потом и совсем превратились в зверей.
-Мне виделись звери. и плакали звери как люди, и стали людьми.
-Мне виделся там человек, он плакал и плакал, но он ни во что превратиться не мог. И рушились горы, и падали с шумом деревья. И вдруг появился другой - человеческий брат, и шел он во имя всех плачущих и во имя злодейства, и шел он во имя творца и во имя дьявола, и шел он во имя грозы и во имя земли. А первый, что плакал, ему закричал:»Слепец, не гонись за химерами!»- и рассыпался в ветре. А тот шел во имя плачущих и во имя злодейства, во имя творца и во имя дьявола, во имя грозы и во имя земли - и его не расслышал. Шел дальше - и стал зеленеющим деревом, через тысячу лет он рассыпался в прах, через тысячу лет вырос явором тихим, через тысячу лет он рассыпался в прах, через тысячу лет вырос дубом высоким, через тысячу лет он рассыпался в прах...
О, восстань Абоон! Веруй в день, в наступающий день.
О ,восстань Абоон! Неужели не видишь в сосне за окном человека?!!!


1


Как если бы я тишиной оглушенный глядел на огонь,
кружились овалы и линии
в кривых зеркалах. А с другой стороны тишины
ни эха , ни крика, хотя и кричал я в бессилии.
Еще через день только птицы и были
да сыпались листья - золою мело да злом.
Ну что же, промчусь я как бурей развеянный отрок,
а может быть только - себе о себе письмом?

О нет, не испуг меня съежил, что мучусь обняв
надгробий немые кресты.
О нет, не рыдаю я в голос о мертвых камнях,
я просто не знал, что есть очи такой чистоты.

Ласточки эти под мутною пленкой зрачков
звезд небывалых сиянье хранят.
Серые тучи похожи на разных зверей -
вот они в чаще лесной.
Нет, не была никакая земля мне святой,
только однажды, когда я глядел на огонь,
малое время, почти что не время совсем.

2

Табуны океанов плывут по равнинам,
а равнины как небо, а небо равнин как вода.
Как по лестницам черным круги золотистого дыма,
из земли выступая ,уходят туда.
На дыбы встали горы, и рушатся легкие горы,
как песок рассыпаясь в руках грозовых облаков.
В напряженном молчанье, как тихие звери из норок,
смотрят остро и горько. Без слов.

Было время, и страх отступал, только где-то в глуби
больно бухало сердце, как голос в колодце
пересохшем - и крик замыкался в груди.
Свет проглатывал свет. До сих пор еще в полудне этом
слышен всплеск - той звезды затонувшее эхо.

Кто играл на фанфарах, вздымал это дикое море
звезд и молний и сказочных рыб?
Кто гудел в эти трубы, кровавые как от пожара,
точных форм и классических рифм?
Чтобы землю разрушить, рассеять по камню,
лист с листом разлучить в этой чаще дерев,
и увидеть в пустыне опаленное знамя -
тот тигриный пружинистый гнев,

великаном встающий над нами.

3

Время кентавров и странных зверей зодиака,
небо росло от земли серебристой короной.
Звери вставали на пальцы легки и косматы,
как бы из ила и сыпкой земли опаленной.

Время музейное! Скрюченные скорпионы,
как правдолюбцы, несущие честное жало,
в шелесте тени древесной, в шепоте мяты зеленой,
вон серебристый комар - на дуде заиграл он.
А под песенку эту - повторением тихого плача,
шли ряды удивленных, что восходит земля до небес,
и в глуби котловины, в этих зарослях диких и мрачных,
на листе колыхался малютка-творец.

И смеялись зверята - странствующие горы,
те - потомки последней грозы,
как он пальцами трогает облака шкуру
и ворожит.
Содрогались и терлись гребнями хребтов
о горящее небо в пляске дивных фигур,
словно женщина смерть обращая в любовь,
и водили ушами о шерсть облаков.

В лес ятрышника полный вошел человек,
Прометеем он был .И его унесла
та вода, и он плыл и отталкивал берег,
как огнем - золотою стрелою весла.

4

И в зелени стали раны - чернели головы замков,
стреноженные тучи превратились в коней.
Весны благословением мы вспомним вдруг о жарком
золотом и розовом цвете яблоней.
Не изменять дороги.Нас девушки ожидали,
глядясь в зеркала, где рыцари в латах белей, чем снег,
ведь воин - он не помнит, а женщина - помнит,
и тот, кто верит - падает, поскольку человек.
Святые лица праведников, изгнанников, пророков,
о, лица угнетенных, горячий стук сердец,
не знающие бога и те, что вровень с богом,
разбитые о звезды, о радость и о смерть.

Вот и встал великан под огнем этих молний
и земля под ногами.
Вот и встал великан, словно тысяча воинов,
над телами убитых, над всеми слезами.
И стоит он, грозою глядящий на мир,
и туманом - воркочущим зверем.
В окруженье лесов он стоит, в дивной музыке лир,
устоит - ибо верит.

Вариант:

В лесах искали отголосок речек,
богов, одетых в камень, и улыбок
девических, как птичий лет беспечных,
ведь праведников лес не может выдать,
мы смутно ожидали исполненья
надежд, гранитную осилив ночь,
и бунта как свободы и спасенья -
найдя и бунт и битву в эту ночь.

5

Вознесем дом из солнца и жара ладони,
железный дом.
А земля сомкнется над нами,
как прочитанный том.
Взойдем листвой и дубами
в той жизни иной,
и свет лаская губами,
древесной встанем стеной.
Хороша глина да солонее крови,
и как трава подрастает пение птиц небесных,
а эта земля пустая с криком сомкнет ладони,
и заключит в объятья дикое стадо леса.

окончено 24 мая 1941 г.

Ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


зима наполовину осень
наполовину мокрый хрен
поры неведомой сквозь оспу
покрытых трещинами стен
глядит на зазимок простуда
с надеждой с приступом грудным
когда промокший как паскуда
ты лихорадкой одержим
и надо же такое благо
под визг кошачий с чердака
с куском разодранного флага
в окно просунута рука
хрипит товарищ по соседству
едва шевелит языком
и алкогольное кокетство
стирает ветер наждаком
постой бессмысленный пропойца
с высот на время не маши
у них губительное свойство
не замечать твоей души
они прекрасны околомом
прозрачным воздухом судеб
но их небесную солому
не прожуешь как черствый хлеб
и лучше с мукою в гортани
с прострелом в области крестца
лежать как тряпка на диване
впадая в спячку до конца
поры сверкающей чудесной
с грядущим гриппом и снежком
с налогом новым с домом тесным
и с подведенным животом

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


в тот час когда книга слепых перемен
лежит на коленях раскрытая зря
и желтое солнце стекает со стен
частицей расплавленного янтаря

когда нарисован слепящей иглой
пейзаж с водокачкой на глине сухой
и свет нисходящий покажется мглой
когда заслонишься от света рукой

напрасно отыскивать нашу судьбу
в извивах червивого текста времен
и так уж пылает отметка на лбу
как герб на пылающем шелке знамен

куда же ты денешься? выучен слух
улавливать шорох и шопот и писк
но голубь совсем не похожий на дух
печально с карнизов глядит городских

и пахнет волной и постирочным днем
и теплым ростком в затверделой земле
когда мы на новую сушу идем
по битому камню стеклу и золе

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


напрасно ты придумывал сухую
язвительную сдержанную речь
душа твоя по вымыслу тоскуя
пыталась этой формой пренебречь
и в суффиксах намеках повтореньях
как афродита из морской воды
являлся мир так свет рожденный тенью
благодарит паршивку за труды
так облако стекая небосводом
не ищет водостока чтоб упасть
и черный день подобие свободы
не знает почему он только часть
всеобщих дней так подлое везенье
дает нам карту и рождает стыд
когда слова цепляя повтореньем
в прах обратить историю грозит

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


перемещаясь проходить
по берегам где сладко жить
где зреет ягода малина
жиреет мякотью лесной
надавишь пальцем брызнет соком
запачкает твое лицо
когда недремлющее око
нашлет в те заросли ловцов

я сколько раз искала выход
из нарисованной страны
а оказалось просто выдох
и наконец-то мы равны
равнее некуда поскольку
когда ударит в крышку ком
трепещет чертова постройка
и драит горло наждаком

зальешь малиновой настойкой
утихнет боль и схлынет страх
но толку нет в ней разве только
малины привкус на устах
но может нам дается сладость
чтоб вместе с воздухом трущоб
в слепую речь немного лада
вдохнуть и веник мертвых слов
представить веткой где в прозрачном
вечернем воздухе красна
для змей скользящих пчел летящих
для человека и вина
малиновая тишина

однако сколько ни блуждали
но выбирались из болот
на пальцах сладкий вкус печали
на сердце речи темный лед
глотком малиновой настойки
лечили горечь и тоску
и забывалось все поскольку
все не упомнишь на веку
и воскресенья книжный глянец
хрустел и тихий спал арбат
как пес которого ты гладишь
когда все родственники спят
когда в прихожей пахнет тленом
и длинный черный коридор
нас тащит в прошлое как вена
в которой дышит радедорм
в которой свернутая в ядра
малины сладкой зреет кровь
для новой жизни лишним кадром
впечатанная в нашу вновь

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


как у мокрой селедки одетой в чешую до самых глаз
у слепой танцовщицы укутанной в газ
горностаевый хвостик прически
выпирает как гвоздь из известки
и букетами роз засыпана сцена
для тебя иоланта эльвира элена
для тебя прозрачное существо
с этим миром не знающее родство

ты прекрасна как облако над горизонтом
над июльским лесом зеленым фронтом
колких веток встречающих этот год
ты дитя асфальта дворов вокзалов
держишь власть над миром и власть над залом
под слепящим светом прожекторов

никому не дано уйти от ответа
и крошится пеплом сырое лето
тянет ветром и заметает след
если кончен праздник пора балет
развозить по домам пусть в постели теплой
чешуей покрывшись до самых глаз
спит красавица плещет дождем по стеклам
и танцует саднящая память в нас

отраженьем дрожащим на пыльных стенах
жадным солнцем в проталинах янтаря
мы восстанем из пепла песка и тлена
встанем пеной за мачтами корабля
и веселым лучом на стволе сосновом
и на досках из коих сколотят дом
нам когда-нибудь в этой для жизни новой
для которой мы тени пока живем

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


тень гофрированного солнца
ребром к ребру доской стиральной
в коробке комнаты пылится
и к вечеру уходит от
глаз любопытных и печальных
надежд на чудо и невзгод

сквозь эти окна мир который
лежит за окнами щербат
как полосатый камышовый
свирепый кот он щурит взгляд
разрезаны почти без всхлипа
на части лип в том мире липы
стоят полосками дома
игрушечные пирамиды
для познающего ума

не собирай предметов в горстки
на свет досужий не гляди
ребром судьбы разрезан год наш
и дни прорехами в груди
следами пуль осколков крови
прощаний долгих взглядов вслед
сверкает лезвие по кровлям
минувшего где жизни нет

но выбравшись на свет из этой
тюрьмы где выучен до слез
пейзаж разрезанного лета
ты только вздрогнешь и вздохнешь
чужое мы привыкли к пыли
к тому что вдоль и поперек
нас быстрой бритвою кропили
и души требовали в срок

привыкли что сжигает пламя
что части лучше чем предмет
нам трудно в мире вместе с вами
кто знает что такое свет

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


стать проще раствориться в малом
как облако во тьме небесной
когда нам в нашем теле тесно
на волю вырваться из теста
как воздух из мяча гортанью
пройти теряя очертанья
и вот уж в тишине начала
нас ждет вагончик наш воскресный

рябит канатная дорога
листвой тяжелой мокрой гладкой
пространство скрученное рогом
нас тащит к пестрому распадку
где в тонком розовом тумане
гвоздики венчики сухие
как крылья бабочек под нами
в холодном воздухе застыли

и оглядевшись и воскреснув
с глаз уберите эту нежить
я так люблю простор небесный
но мертвечины запах режет
дыхание пропитан гнилью
весь мир который был мне дорог
с его страданьем потом пылью
соленой нежностью во взорах

и с высоты орлиных странствий
я все равно вернусь как камень
из безвоздушного пространства
куда мы после смерти канем
пока же пусть трепещут в парках
малиновые ленты света
лежат следы на глине маркой
и весны переходят в лето

и в шуме игровой площадки
летят лихие карусели
и разноцветные лошадки
и дети с чудными глазами
которые на самом деле
живут в обнимку с небесами

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


в комнате где кровь на половице
солнце не желает появиться
сжав в испуге потные ладони
он стоит прислушиваясь гадко
как трепещет сердце как от вони
меркнет свет - но вот же вот укладка

мелкие безграмотные вещи
запонки часы брелки сережки
за стеной обойщик или резчик
сапоги скрежещут по известке

прислониться к стенке приступ рвоты
дурья голова забудь об этом
и опять шаги и входит кто-то...
господи
прости за лизаветту

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


горизонт затуманенный пятнами света
знаешь как называется эта картинка
май кончается начинается лето
мир кончается с тенью весны в обнимку
сквозь узорные ветки витают птицы
пахнет жженой бумагой мылом клеем
от обильного света сверкают спицы
детских велосипедов в конце аллеи
переходим мост где зеленой раной
открывается невка где полным ходом
лодки весельные и катамараны
так сказать единение нас с природой

а хозяйки уже намывают стекла
тряпки белые вывешены как флаги
мы сдаемся тебе беспощадный теплый
ветер бьющий нам в лица когда на лагерь
полотняных тентов лучи косые
снисходительно падают мы на страже
наши тени горбатые и смешные
переходят лето
на исходе которого честно скажем
не хватает света

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


забываем мы все забываем
хоть становимся суше и строже
проезжая тридцатым трамваем
ждем что прошлое вцепится в рожу
прорывая спасительный глянец
снова выплывет мерзкая харя
в щелки глаз ее узкие глянешь
и попал под владычество твари

раб надежды ты чувствуешь туже
в мякоть шеи впивается провод
о какому ты демону служишь
знать бы имя да властвует повод
как щенка протащив по панели
нас ведут от жилища к жилищу
только замыслы оледенели
и становятся прошлому пищей

и устав от скитаний и страхов
как боимся мы оборотиться
на свою самодельную плаху
где зависла чернильная птица
как боимся сказать себе хватит
дай свободу дыханью и слуху
в золоченом венце богоматерь
стала легче лебяжьего пуха

и в прозрачной теряется кроне
тень ступней ее тонких и белых
но мы твердо стоим в обороне
но мы любим продажное тело

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


свет опускается низко
чтобы достать до моря
вот и не видно диска
только песок пока
теплый зернистый славный
как глубина покоя
как на ладони влажной
прошлого ждет щека

в сон переходим в память
легче на землю падать
если стал камнем камень
если стал домом дом
не прерывай дыханья
мир населенный нами
жаждет воспоминанья
чтобы забыть о нем

но перейдя границу
где отделен от света
темным куском гранита
тощий безлистый сквер
остановись мы были
оборотись мы ждали
и в отпечатках пыли
выучи голос сфер

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


сургучом запечатанный рот
не бывает прощального часа
время пулей неловко собьет
в детском тире смешного пегаса
дернув крыльями свалится он
на сухую щербатую глину
а наездник уже унесен
переставлен рукой исполина

кто тот мудрый что дергает нить
кто терзает нас требуя слова
и проснувшись ты хочешь запить
память ночи водой нездоровой
но когда разомкнув потолок
нас прожжет немигающим глазом
мы лепечем а время а бог
бок баюча как гаснущий разум

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


оставив берега далекой сены
цветные домики предместий
как все что прожито мгновенно
я вдруг заметила из жести
как будто вырезан тот город
как звезды на могиле братской
воспоминанья влажный порох
не возгорится что стараться

и если бы не ваши лица
не письмо что приносят запах
руана нанта биарицца
я вдруг решила бы что запад
нам дан для зависти а проще
что нет ни лувра ни парижа
ни дальних звезд ни ближней рощи
они придуманы чтоб выжить

так в детстве я хранила долго
открытку с площадью сан-марко
как знак что кроме нашей волги
есть сновидение где ярко
освещены дома и птицы
и люди что глядят так живо
как будто спрыгнуть со страницы
хотят на грязный пляж залива

их нет я говорила твердо
все это выдумано байки
и на меня глядели морды
в чулках дырявых и фуфайках
и нынче пережив границы
глазам не верю словно где-то
жующий лангольер стремится
пустить наш мир к чертям ли в лету

куда угодно в космос в брюхо
стереть до жестяной картинки
уверить нас что кроме духа
ни улицы нет ни травинки
ни облака ни птиц ни башен
ни звезд ни писем ваших милых
о хоть бы нежность речи вашей
мир этот хрупкий сохранила

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх


я не прошу ни о чем
только бы снова и снова
голубь взмывал над плечом
в день рождества христова
и подбородок задрав
к небу скупому на ясность
просто стоять как дурак
зная свою сопричастность
этим домам и дворам
сморщенным бабушкам в сквере
ликам комедий и драм
музыки сфер и метели
и прерываясь на год
снова застать себя в позе
сборщика звезд и забот
в день народжения божья
как промелькнуло! как скор
путь меж купелью и гробом
сели в сочельник за стол
в пасху завыли с народом
где смолянистой хвоей
где нераспущенной ивой
путь обозначили твой
свой памятуя паршивый
ах звездочет звездочет
что углядел ты под сводом
купол расписанный тот
палех мешает с исходом
воет рыдает рычит
паства и требует чуда
в день нарождения стыд
трогает пастырю губы
что ему дать им? совет?
сколько за двадцать столетий?
свет? но не нужен им свет
мир? помолчи благодетель
пусть рождество к рождеству
бога сменяет снегурка
пусть на непрочном снегу
пляшут смешные фигурки
тайна должна отступить
чтобы обычная наша
неполноценная жизнь
вновь переполнила чашу
чтобы смеялись в садах
с горок слетали на санках
на маскарадных балах
били бокалы с шампанским
богу должно умереть
чтоб в рождество и крещенье
мы и рожденье и смерть
вновь превратили в веселье
палех с упругим коньком
белые росчерки гривы
темные лики икон
тайны не надо счастливым
на новогодний базар
за мишурой и шарами
время отправиться нам
не захотите ли с нами?