Hosted by uCoz



Елена Филиппова

СОБАЧЬЯ ЗВЕЗДА

стихи

89-92


и был и был услышан голос тот
капитолийских бедственных болот
откуда он в год поруганья греков?
наследие тех пакетботов ветхих
звезд умерших для новых моряков?
нам в никуда: а он прорвет препону
чернильную ладонь прижмет к листу
с той стороны стекольного проема
где холм капитолийский высоту
страны чужой исследует где грустный
сатир российский проверяет слух
у правнуков не помнящих искусства
и сосчитать не знающих до двух

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

25 ДЕКАБРЯ

как в молитве когда поминальнее сути
мы проснемся от серой рождественской мути
и объятья раскрыв голубиным дворам
солнце дальнего мира опустится к нам

от холеного берега гаванских барок
принимай этот предновогодний подарок
эту жизнь наизнанку \не будет другой \
это низкое небо над невской водой

как бы снова в младенчестве на карусели
как бы снова слезою означив потерю
о зеленое счастье! о хвойная дрянь!
молчаливому прошлому свежая дань

отмечаю как день похорон и крестин
эти черные улицы вящего рая
где стоит не крестьянин и не дворянин
человек или ангел?
рим или израиль?

и сжимая до хруста декабрьский снег
и сметая его же с натруженных век
оглянуться - застынешь слепыми очами
пахнет низкое небо стерильным бинтом
и волнуется ворон дрожит над крестом
и возносится черное дело кончая

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

молчи то жимолость твоя
то кровь что рдеет рьяно
над серым байковым добром
синюшный оттиск губ
молчи то иволга твоя
из детского романа
тень страшного поводыря
утаптывает грунт

где пятна диким лишаем
встают на марле белой
и металлический сургуч
впечатывает смех
молчи то франция твоя
твоя - аполлинера
сквозь жимолость зеленый взмах
и наш заморыш вверх

и на потребу новых дней
оскаленными ртами
толпа небесные слова
растащит по куску
о чем же иволга кричит?
что жимолость скрывает?
союз лопаты и судьбы
молчанью и песку

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

-и наводнения не видеть боле
под брюхо подминая хвойный лес
она при сизом свете после боя
теченья механизмов и желез
мы так боялись превратиться в лужу
балтийской солонеющей воды
что встал песок как зазимок и хуже
предтеча голливудской слободы

о все нам возвращается болотом
в пяти шагах от места где стоял
строитель петр и созерцал европу
и топорами правил идеал
где из рабов нас выводили в греки
минуя исторический этап
мы собираем ветки чтоб согреться
у юза алешковского в стихах
ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

за имя мое
за картавое солнце окраин
где греческим девам о трое пылающей плач
где черные змеи свиваются в черные кольца
и пьяной отравой венец вкруг твоей головы
военной экспансии жестким воронам труды
за что погибая скрещают тяжелые копья?
и дикой травой зарастает несбыточный холм
и плоский кораблик вздымает единые весла
и ждет меня спарта
отчаянье подлых ночей

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

петербург начала века
в крупных хлопьях снега
фотография на стенке
блеклая как стенка
как желаешь «локон блока»
или ломоть неба
петербург начала века
в сторону от центра
там где мостик гренадерский
рассекает воду
из доходных меблирашек
плачи да гармони
крупный снег над петербургом
как посланец бога
тают блоковские хлопья
на моей ладони

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

ученица
седая летучая мышь
фиолетовый рот
бронзовеющий голос
петербурга осколок
дряхлеющий миф
поэтической линии жизни
музейных иголок
для золотого шитья

запинаются ноги
закрывается глаз
но восходит над сим
убывающим миром
как звезды по куполу ночи
холодящая память
-рубашка смирительная
дым
двадцать первого года
государства крестьян и рабочих

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

ночи скобкой ледяной
над плащом-крылаткой
белоглазое лицо
\плачь о мертвом дне \
нас возьмут в обратный путь
повезут бесплатно
поползет скупой возок
тайно по стране

рядом с телом мертвяка
с рожею как вымя
полицейский бюрократ
\шибче твою мать \
так наследная страна
даже смерть отымет
чтобы памятники вновь
строить да ломать

разворошенных могил
проскрипционных списков
вохры с сытостью в ходьбе
скалящихся ртов
о страна горючих слез
над родным и близким
и бесслезных сквозняков
у других крестов!

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

deus pario ma donna
отклеенный лист пожелтелой
фотографии огоньковской
на стене общепита
пятно таракана
на ручке младенца-христа
прямо против плаката
зовущего к чистому быту
и немного налево
от деформированного окна
о мадонна мадонна
съедобною пылью покрыта
и в лучах заходящего солнца
прощального солнца смешна

где старик -азиат
жилковатое мясо снедает
и на грязных подносах
подобье иного креста
алюминием вилок
вонзается в кровь винегрета
о мадонна мадонна
безрадостным светом согрета
и ошметками чая
к современности приобщена

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

пивной ларек воспетый сим
уродом голенастым
шумящий праздно третий рим
теснящий губы пластырь
прообраз нашего ларька
был дан программой школьной
где незнакомкина рука
и страус алкогольный
плывет по водам плоский плот
людишки черным роем
от них селедкою несет
и кружками пивными
где синий слой сверкает под
стеклянным толстым слоем
тех лихорадящих болот
где черными смурными
они выходят поглядеть
на треск сосновых веток
и жарких вспышек греет медь
их лица напоследок

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

ПЕЙЗАЖ КОНЦА СЕМИДЕСЯТЫХ

в эбонитовом городе
в голубом дореформенном лете
над скамьями где сытые голуби
похотливо темны
где с церковных крестов
яркий луч рассекающий ветер
и сухая листва задыхается от желтизны

так растянуты стены
что неба не увидать
только круглой монетой
\художнику для пейзажа
городского \ светила дневного печать
выступает из черной воды обнаженного пляжа

и далекое время на каждом из нас
шелушащимся слоем обваренной кожи
опадает - поскольку мы встанем сейчас
и уйдем если сможем

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

ПОКОЛЕНИЕ

по вечерам когда солнце
не падает на
истерический двор
из-за крестов окон
из-за благостного крахмала
ситцевых штор
начиналось крепчало рвалось в унисон
«широка-страна-моя-родная»

и листва осыпалась
как если бы дикий мамай
встал на грани болотного брега
узкой прорезью глаз
занося на победную карту
шпиль петропавловки
парусник адмиралтейства
и забитый лесами торжественный спас-на-крови
а из окон гремело
над сим историческим раем
«я-другой-такой-страны-не-знаю»
и на черный асфальт
световые квадраты текли

в полном сборе
за скатертными столами
жрали дети мамая
хлебали супы
созерцая экран где трудился диавольский хор
и когда после ужина выводок грязной посуды
жирно шлепался в мойку
не ведали что говорят
если кончена песнь

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

СПУСК

вот и вход в неизвестность
-пожалуйте добрые гости ! -
воздух гиблый становится гуще и горче
воздух влажный
с фиалковым привкусом подлым
видишь старый железный король от сидения
вечного спятив
обвалился с коня
и флюорисцентные волны
добивают обломок
сожми мои пальцы - путь недолог до судного дня

воздух тянущий галлюцинации в узкие ноздри
предлагающий площадь кровавую
бешеный рев демонстраций
город в стиле восточном куда въедет
серенький ослик
непонятного седока неся
мимо лавок с хлебами
торговцев разного сорта
римских воинов
иудейских зевак
воздух вспоенный масляными холстами
и стригучим движением света над портой
эмигрантским царьградом
в сплошных тараканьих бегах

воздух жизни и смерти
когда перевозочным средством
эта лодка мелькнет и приветствуя весельный труд
оловянные волны назад в ее тень ускользнут
и слепыми очами лишенный возможности бегства
взглянешь мелкие камни круша башмаком
вот нам славное место!
царьград наш!
не знающий звука
мрак всемирной пещеры крысиной норы
стой! не двигайся! воздух вонзается сухо
и полощет гортань и ошейным затянут платком
задыхается крик

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

друг любезный белобородый старик
безначального мира хозяин
на полях этих фермерских
выгонах парнокопытных
тяжело опираясь на трость
созерцанием занят
не отсюда ли нынче дорога на стикс
где такой же неразговорчивый старче
в черной лодке
а ты новожертвенный гость
встал на мостик
качнулось чернило реки
и подметками шаркая
переступаешь в лодчонку
вспоминая наощупь конфуз запоздалой строки
-умервщленной тургеневской собачонки?

хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

пастух небесных стрекоз
ослепляющий зрак зодиака
ветер черных и долгих волос
да широкий выпуклый лоб
так рисуют святых и пророков
ты пророк печатного знака
к небоскребам америки
дикий запад
возвращается сизым скрипучим обозом
и глядят иудейские переселенцы
как взмывают они под твоим руководством
стрекозы
словеса псалмов
опадая на скомканные полотенца

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

промеж окна нелепого
и стен
нелепых и корявых
нас босх ведет
дай руку сын
не бойся это только тень
и мы на свет выходим
как больной - с трудом великим
бронзою вокруг
зеленой древосферы
приветствует нас свет
но ты вглядись! вглядись!
ведь тот пузырь из розоватой пены
губами шевелит
да семенит на кривеньких ногах
тот шестирук
лицом небесен волосами злат
обломки тел
библейских лилий холод
опасное соседство
мертвяков
кровавых рыб
безглавых костяков
червей улыбчатых
и над ковчегом сим
светило в силу полную с небес
такой прозрачной чудной синевы
что весь уродливый пейзаж исчез
да в корни обратил
в пучки травы
те лики ада

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

НАТУР-МОРТ С КУРИЦЕЙ

в подвальной халупе
где босоногие дети
поют о том что босоногость прекрасна
вивисекция стен искалеченных
черных от копоти стен
демонстрирует два натюрморта с плодами
и коричневой курицей
курица вытянув лапы с человеческими ногтями
к потолку запрокинула клюв

восковая тревожная неподвижность
мертвых пальцев куриных
распахнутых в ужасе глаз
непонятные фрукты от сигаретного дыма
почернели
-фламандия кошек упитанных
и ощипанных петухов
в преломлении века иного когда натюрморт
превращается в экологический стоп-

кадр на фоне которого
босоногие зрители хлеб преломляют
да тихо поют
о дороге что ровная в разные стороны
и пустая - обшарпанный красный камаз
сгинул в пыльной завесе
печальная умкина песня
что до курицы: я теперь знаю
глаз куриный изображает смерть

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

двери эти закроются через час
растекутся небесные свитки
облаков над кварталами мертвых домов
и пустой темноты мы получим в избытке
и сухих лихорадочных снов

двери эти закроются через час
театральные звезды загасит чужое время
что твой посох? что шарканье башмаков?
одинокий фонарь нас протянет сквозь строй топольков
и шпицрутены веток опустятся глухо на темя

двери эти закроются через час
вот и лодка готова не спрашивай боле
для чего это весла в холщовых мешках
для чего это камень с веревкой? мы только рычаг
дабы выпустить нечто на волю

двери эти? их сдвоенные замки
крыты ржавчиной
воды у ног бездонны
не гляди мне в глаза но и не отводи руки
понимаешь: мы возле картонной
декорации мира - сейчас я проткну носком
башмака театральную пакость
надо просто шагнуть
это так легко
как смеяться дышать и плакать

о чернило воды! не помеха что ты мокро
о горчащее небо! неважно что я не вижу
эти двери раскроются как в метро
разъезжаясь по скользкой жиже
и опять тополевой ночной порой
по асфальтовой карте мира
-сколько стоят бананы?
-ты ангел мой?
-как нам имя?
а после мимо
леденящей статуи старика
перед ним чернильная лодка
весла замкнутые в холщовых лежат мешках
камень якорный да веревка

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

древесное имя когда бы корнями корням
глухим телеграфом как тот перестук по стенам
когда отзовется \шагами? словами ? \ как знать
песочное небо и солнце его благодать
и шелестом летним \листвы?\ или именем сна
которое губы протяжным годам предадут
когда превращенный ты деревом встанешь сполна
долги оплатив и свершая растительный труд
сплетеньем колец это имя грядет по стволу
возносится к небу \все ближе наш солнечный бог \
но город небесный когда ты очнешься к утру
похож на зверинец на рынок на суд на острог

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

как тот на обветренной мачте
спеленутый тесным канатом
ушами залитыми воском
улыбкою придурковатой
сияние глаз запредельным
-певуче понтийское лоно
дыханием водораздельным
от черной протоки харона
где челн по скользящему своду
карманным фонариком время
без месяца дня или года
чертою невидимой теми
плывущими водами плавта
с веселым флажком одиссеи
в безумие - честная плата
за песни сирен и орфея

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

господь не приведи разлуки
но пойман золотым кольцом
оградой обнесенный холм
и паучиной лапкой цепкой
из пепла смерти и разрухи
он восстает зеленой веткой
такой же как и век тому
неизрасходованной влажной
когда кораблик твой бумажный
плывет по знаку твоему

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

СТИХИ К МОЕМУ ДЯДЕ СТАНИСЛАВУ ЛЕМЕШУ

1

о эта висла эта висла
ночь перекинув коромысло
неярких звезд идет дрожа
по глянцу водяному в гетто
варшавское где пахнет летом
кровавый камень мятежа

ах эта висла эта висла
нам участь смертная нависла
не спят безумные дома
сплелись сентябрьские ночи
в руках поэтов и рабочих
их будущая колыма

а там за вислою за вислой
советский воин смотрит кисло
в чужое зарево войны
и ничего понять не может
зачем стоим мы здесь - о боже
не преступая скользкой кожи
кровавой ледяной волны?

2

поколения одного
безысходные дети
получившие тулу взамен варшавы
на исходе войны легендарной овеяны славой
лес морозный сгружают из серых составов
пилят доски и не понимают вины
одноглавый орел забинтованный тряпкой кровавой
над голодной землей необъятной холодной страны

счастье тем кто погиб
кто упал и уснул в бересклете
с автоматом в руках и горячею раной в груди
кто остался стихами растеньями и облаками
и дымит лесопилка и прахом сибирской тайги
веют желтые хлопья над армией смертников польских
вестью братьев российских
-которые тоже враги

3

матка боска ченстоховска
музыка ветвей падучая
не дана нам матка боска
видно доля лучшая
море каторжные вены
замешало с небом
ночь над сопотом и гдыней
ночь над колобжегом
что в лесах твоих военных
славных горькой славой
поезда увозят пленных
из родной варшавы
камень черный да кровавый
след боев и страхов
ни виновных нет ни правых
до свиданья краков
за границей за литовской
не слыхать напева
матка боска ченстоховска
богоматерь
дева

4

я девочкой легкой
бродила по этой варшаве
глядели из окон
и солнце на землю бросали
варшава? варшава
забыты и горе и слава
сирена из пены
из пены сирена
кровава

зажми мои уши
залей ослепительным воском
не слышать не слушать
идти и идти маршалковской
сухими глазами
сухими слезами утраты
на серый твой камень
на мытарный цокот брусчатый

не тронь меня польша
я это не выдержу больше
о белая польша
о чуднозеленая польша

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

зелень плотная шерстяная
зелень позднего ренессанса
стебли влажные приминая
хорошо гулять босиком

рядом домик с пчелиным гулом
как там ваше обетованство?
рядом озеро с мягким лугом
с коровенками с пастухом

забери меня ибо светел
диск над башней колониальной
двери сорванные с петель
раздвигаются сквозняком

если есть он тогда на этот
если нет его на летальный
по зеленому коридору
в царство божие прямиком

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

след голубой
вечерний снег
прими подарок блок
от петербуржских черных рек
сплетенных кровью строк
от желтых зданий у воды
окованной в гранит
от города в котором ты
был страшно знаменит
крепятся бедные дворцы
под натиском дождя
но лгут писцы и лгут слепцы
благословив тебя
он недалек последний час
и прекратится бег
когда аптеки желтый глаз
залепит мокрый снег

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

все в нем заложено: в листе
в наощупь белом глянце
бумаги макферсонов труд
и критика ума
знал эту тайну старый кант
\поговорим о канте \
глаза открыть глаза закрыть
суть вечному дана

грешил инверсиями босх
связуя воедино
парнокопытных с червяком
червя с земным царем
кровавых лилий холодок
дрожал на тощих спинах
когда мистическая кисть
творила окоем

и в запредельной вышине
где быть несложно богом
структуры вывернутой суть
как треск коры в огне
вот здесь проигрывал сюжет
любимец слов набоков
то дар то кража то судьба
на честной белизне

о вытянуть как воздух из
заоблачного шара
и губы круглые надув
вдохнуть в пустую грудь
резины плоской и тугой
летящих линий пару
след слаломиста на снегу
или звериный путь

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

боже неба ночного
те кто помнят помнят о многом
тень подсолнуха золотого
по бедняцким нашим местам
освещенные летним закатом
лепестки опаленного бога
серой пылью проселка
налипают на губы нам

кто кричал о войне дворцам?
полегли неприступные стены
как солдаты в бою
кирпичи сжимая в узор
серых гарпий майолику единорогов
бледнорубчатых крыш
остролистов и сикимор

черных арок пробита вена
черным пламенем плещет кровь
неба черного где дорога
протекающая меж хижин
рассекает простор и выжжен
мир лачужек и мир дворцов

пальцы желтые от никотина
перебирают косточки четок
и стремительный свод
полость вечного карандаша
подымается к ночи как кольца дыма
отгоняя москитов от московитов
стимфалийские дуры мечутся от трещоток
с медным треском как барышни в ВПШ

и вообще если хочешь жить в духе
стань духом
что тебе голодовки у стен кремля?
есть в бесплотности радость: голодуха
не достанет нашего корабля

мы прозрачны как ангелы на восходе
всем прохожим позволим глядеть сквозь нас
приобщаясь к истории и к природе
нам никто не сумеет заехать в глаз
нас нельзя ни распять ни ударить финкой
ни унизить поскольку где верх? где низ?
мы вполне достаточны как копилка
обеспеченны золотом как лендлиз

нас не видят чиновники нас налогом
не обложит урод со свиным лицом
мы в своей бестелесности ближе к богу
хоть увы не считаем его отцом
и гуляя по местности вашей скучной
где один лишь подсолнух наш нищий брат
мы внимаем не пастве а вольным тучам
тем дождям что вас в будущем поглотят

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

мне представляется город под сводом
облака белого шелкового пространства
там за оградой зеленые липы слепые старухи
и высоко подымаясь горит крестовина разлуки
мост авиньона ведущий на сторону ту
где все живое сплетется руками корнями
хлынет на землю и встанет зеленым массивом
той всеединой растительной жизни
но глядя на свет
что не придумаешь: коготь на скрюченной лапе
кажется почкой
сиди дожидайся цветочка
липкой пыльцы романтический глупый инсект!

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

там на востоке желтый скиф
на западе мохнатый немец
на юге турок : что для них
катулл валерий ?
плужный лемех
прошел по корню - хрусть да хрусть
какое там согласье звуков?
ну вот и помер златоуст
петра прихлопнули как муху
когда еще родятся там
все эти шиллеры и гете?
читай звереныш по складам
сияй улыбкой идиота
сровняй с могилами дворцы
чем жарче пламя больше дыма
вперед святейшие отцы
по ненавистным плитам рима

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

небо мокрое и мокрая ворона
пыльное окно слоится коркой
маленькая статуя юноны
мокнет на кладбищенских задворках
там усатый сторож с полуночи
спит на драном кожаном диване
воздух в папиросных дымных клочьях
на стене инструкция на кране
красная резинка лук с селедкой
брошены надкушенные в угол
рыжий кот свернулся как сиротка
сжался весь поджался ближе к другу

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

и пах зеленым салом
вином крестьянским дыней
кораблик острожалый
заплаты в парусине
качаясь тихим ходом
вдоль берега цветного
сгружал он бочки с медом
и кой еще иного
и на борт брал поклажу
и мерно тек в сугдейю
его хозяин скажем
выиграл в лотерею
и радовался бравый
лелея ус рыбачий
налево да направо
на дно морское пряча

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

и тогда отрешенный от жизни земной
он садится за стол
и глядит комментатору маркса
в ледяные глаза
и дымит сигаретой
и дышит чужою виной
и под сиплые крики
сивушных казарм
созерцает родимое царство

нет нам выхода?
праведник тяжесть креста
испытал древенеющим телом
и касаются пальцы листа как лица
вот лежит он просторный и белый
содрогнется ладонь
и чернильная зыбь
разбежится забрызгает словом
что нам жизнь?
как круглы эти буквы забыв
что вставали стеною торцовой
рвали губы когда их пытаешься вслух
а теперь присмирелая свора
хорошо не окликнул нас третий петух
не напомнил подлец разговора

и к портрету тому повернувшись спиной
слышит лязг он и грохот и холод
плеск воды отдающийся в глотке стальной
мокрой пеной да русским расколом
но свободное братство - французская блажь
буржуазная подлая скука
нам бы кровушки дыбы петли и параш
завещая и сыну и внуку
плачь в путивле рыдай созерцая стену
да не трогай проклятую нашу струну
возлюби же врага ли? собрата?
эту лысую форму с провалами глаз
этот близколежащий доличный пейзаж
меж открытием и плагиатом

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

невезением понят и жалок
как гонимый вдоль берега лист
он глядит на знакомые тени
это хогарт
сюртук с пелериной
справа гейнсборо
слева матисс
там жантильные позы и юмор
здесь свинячьих телес хоровод
соплеменникам беркли и юма
дань ла-манша
от масляных вод к примитиву
в саднящую зелень
обнажая узор плоскостной
но молчит ученик невезений
он раздавлен французской сосной
может нам в подмастерья сезанна?
в натюрморты где груши и лук?
в полосатую сеть мондриана?
в свет винсента? в безумье где мунк?
или дальше? в кандинские пятна?
в брызги клее? в кубы пикассо?
но прекрасное невероятно
из чего создается лицо?
из невидимых точек? из линий?
из утраченных красок холста?
начинается в лондоне ливень
капли спелые бьют по зонтам
он уставился в желтую глину
там пригоршни неявленных форм
не кистями горстями картину
уминает в податливый фон
после дождичка будет досохнуть
как от радости сердце стучит
гонит гейнсборо псов на охоту
вечный сеятель в небо глядит

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

лауреат - лавров венец
для лаптя русского и щец
лаурой - аурой синхронной
высоковольтных линий где
на переделкинском дожде
опал намокнув лес картонный
и проскользнул невнятный шпик
но глина влажная следы
как то копытце до беды
запечатлела \негатив
приложен к делу \ пряный лавр
свершил все как английский мавр
\о кабы тридцать лет вперед \
да слава богу нам дано
не выпустить веретено
не заградить пути невзгод

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

горло полное пыли
в-третьих сизая роза
в-четвертых не ваша забота
слепые глаза сухие от названного забыли
как выглядит китель старпома военного флота
как выглядел китель?
он шарит рукой по наветренной стенке
где коконы шелковые крепили
мохнатые гусеницы \когда-то \
а сердце глухими ударами
или же звон вечернего колокола?
крапива впивается в пальцы
он шарит ртом в недвижимом воздухе
солнце село - рассказ короленко - соленая зыбь
потом
come back oh my bonny! там юнга детства
высоко на мачте кричит my captain
I see that ultima tule I' m sure my captain
but where 's his captain? большое тело
на пыльном дворе где ни лиц ни окон I' m sure и медленно с головы
стекает фуражки военный кокон
на жесткие листья ночной травы

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

из того ли бумажного рая
где вчера еще белым крылом
беллетристики люльку качая
призадумался над столом
наклонил подневольную шею
заплескал чернильным огнем
бог с отчизною! мы взрослея
на своей это шкуре поймем
улететь бы и в волости дальной
лечь на плечи ветвей снежком
и не слышать бы крик прощальный
над спешащим порожняком
заметая следы и даты
расстилается мокрая хлябь
бог с отчизною! нет виноватых
и не ясно что сон что явь
так чего ж он над текстом корявым
так измучен и удручен
разве важно позор ли слава
если будут они потом?

хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

вела аптекаря-отца
широкая аллея
от иоаннова дворца
до римской галилеи
себя он чувствовал слегка
гомером и изгоем
и комья желтого песка
он пробовал ногою
он как песок перетекал
от стен в иные стены
где песню праздновал металл
над зданием елены
где знамя вечного креста
но рваный лоскут дыма
скрыл сине-белые цвета
ворот иерусалима
он слава богу не видал
ни стен пронзенных смертью
ни сосен вырубленных вдаль
воронкой с желтой шерстью
сюда как за иголкой нить
он шел поволжским лазом
и -как тебя благодарить? -
был слеп на оба глаза

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

ХУДОЖНИК

пьяное солнце артека
облака белого взвесь
выплывет по-над аптекой
в городе северном здесь
хлынет водой черноморской
слабо-соленой родной
черпай прозрачную в горстки
пыльные щеки умой
буйволов выведи к действу
рыжие камни у ног
из пионерского детства
под каталонскую ночь
взмахивая самодельной
пикой игрушечных дней
в зуево и на удельной
между незрячих людей

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

благослови меня ангел
дай мне опоры и света
благослови меня небо
милостию не оставь
пахнет зеленое море
водорослями нагретыми
тянутся серые крабы
с крагами мотоциклетными
по неглубоким бухтам
между камней и трав
узко глаза сощуря
вглядываюсь в лазури
выискивая на память
солнечное пятно
здесь целовали волны
ноги марии волконской
было такое же солнце
облако небо - но
кто воспевает камни
тот застывает камнем
черным и неподвижным
пристанищем мелких рыб
небо меня не видит
ангела я не вижу
пахнет от зелени морем
потом от тел живых

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

АЛЕКСАНДРИЙСКИЕ СТИХИ

Эмилии Шустовой, уроженке города Александрия

1

не в египетскую сторонку
на украинское раздолье
где ленивая коровенка
влажноокая перед хатой
где по угольному отвалу
голопузое детство бежало
и оставило на дороге
эту с челочкой виноватой

там потемкинским недалеко
таганрог проведи рукою
пыль шахтерского закоулка
имя царское под щекою
засыпая охватишь взглядом
староверскую ночь над садом
этих мельниковых-печерских
отдающихся в сердце глухо

как в пустом как в ночном поселке
или может еще россия?
имя родины кособокой
не поверишь - александрия

2

не возвращайся на старое место
мы не узнаем и нас не узнают
александрийское пыльное детство
разве что именем нежным прельщает
будто бы выплывет бык-иероглиф
долгий кувшин на плече угловатом
царская птица придуманный воздух
и кузмина нарекаем собратом
пусть он проедет дорогой железной
не к маяку не к папирному свитку
пусть он надышится гарью подъездной
жизни сплетающей нитку за ниткой
не о царях это небо и город
пыльному тополю цвесть в захолустье
жаль повычерпывал подлое гоголь
жаль не оставил ни боли ни грусти

3

оплакивая кузмина
я повторяю имена
лечу по следу гончим псом
да холст беленый подымаю
и девушку за тем холстом
в ловушку тканную
в изобретенный ветром дом
под шелест голубых цветов
как нить лазурную вплетаю
но дальних слов боюсь назвать
где птицы рыбы и кувшины
ждут птолемееву печать
и шампольонову лучину

4

свет сводчатый витая лампа
на дикой бронзовой ноге
поднявшаяся над фонтанкой
и отраженная в нигде
текучая по стеклам сизым
где бледный голубь четверга
завис над крапчатым карнизом
и так остался навсегда
не нарисованный не мертвый
из неба сотканный водой
из прозы будущей четвертой
стервятник влажно-голубой

5

не надо .помолчим. александрия
придумана. певец ее в могиле
созвездия которые светили
сменились на созвездия другие
амброзия цветущая у дома
дарует аллергическим ожогом
здесь много металлического лома
здесь нет давно раскольничьего бога
что в имени твоем? язык да небо
трудиться им напрасная забава
над черной шахтой черная трущоба
да царственное нищенское право
глядеть сквозь дымку плакать на могилах
перебирать бессмысленную смальту
не надо. помолчим.все это было
и мертвый царь и выдранные жилы
и древности каирские на марках
когда хватая жадными руками
наощупь в лабиринт библиотеки
папирусы с небесными стихами
пылающие факелы потехи

6

бесплодная и черная земля
пласты отвалы шахты терриконы
там угольная пыль за рубиконом
где нам придется поменять коня
и пронесясь над ржавчиной в ночи
без запаха сирени розы мяты
мы перейдем ту линию - молчи
поскольку это сделано когда-то
таким же способом: до первого луча
скользящего над гривами и глиной
у кузмина где слабая свеча
горит в шахтерской лампе негасимых
александрийских песен

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

на острове ни пятницы ни робинзона
отлогий берег схвачен корневой
системою рифмовки аронзона
где елкой сюицидной где сосной
там с мокрого белья у зданий дачных
стекают капли мыльного дождя
«плачь муза, плачь!» чего же ты не плачешь?
что - соли не достало на тебя?

хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

за берегом неба за небом
за берегом жестким как губка
где выдуманная лорелея
глядит на гейнову бухту
и черной водою по пояс
отрезана от окруженья
берез догоняющих поезд
крапленых белых стволов
а поезд сквозь черное поле
слегка замедляет движенье
глядит машинист на звезды
к свиданию не готов
молчи: остановим на время
волну у берега неба
молчи: остановке не поздно
в пути наступить: но вот
колеса гремят о стыки
колос роняет семя
голос у края неба
песню поет

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

над крышей магистрата гетеборга
звезда небесная для баха и для бога
а что для нас? на зонтик парусинный
шлет капли восемнадцатого года
немецкий дождь когда у той картины
мы остановимся: в германии война
в россии революция за морем
покойно жить но голос инфлюэнцы
сквозь бред взывает что над гетеборгом
с картины неизвестного пылает
звезда одна для баха и для бога

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

ПУТЕШЕСТВИЕ НА КОРАБЛЕ «ВЛАДИМИР ЛЕНИН»

где он жизнь проводил в любезном круге
совмещая приятное с бесполезным
хорошо размышлять о старом - круче
о чего я не помню: «владимир ленин»
колыхается в гадкой воде. по борту
пассажиры с хмельком предстоящей случки
догрызают неразвитые апорты
и швыряют в мазутное рядом - в лучшем
случае мы представляем помесь
волкодава с болонкой, поверь. но это
через семьдесят просто никто не помнит
и виляет хвостом созерцая лето
где деревья пока не добиты мором
и коровы жуют травяную жвачку
и виднеется даже старинный город
с колокольней похожей на водокачку

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

БЛИЗ ТУКУМСА

город с дятлом внутри черепной коробки
созерцающим вылет божьей коровки
с корабельной сосны: сей аэрофобос
подвигается к линии горизонта
догоняет трехмачтовый из кронштадта
и вертится вертится словесный глобус
части света нашитые как заплаты
на вонючие джинсы : хэлло джакарта
пятна круглые рерихова экспромта
колесят себе в алом - большое в малом
где проходит известная глория мунди
жопу выпятив новая мерилин
по газетным страницам и легок путь ей
в предвечернем свете где новым трепом
президенты заняты: мы на суше
у сосны корабельной присели скопом
кто орлом кто наседкой and-all-exspose -it
в убывающем свете ведя беседу
о товарище буше который входит
в положенье советов: а выше древом
долбит дятел трясет умишко скромный
близ железной дороги и старой девы
в амбразуре окна пожилого дома
с терракотовой крышей котом и склянкой
где четыре окружности валидола
дружно катятся рериховым пространством
в колесе превращенья от ганга к дону

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

РАССВЕТ НА ЛОНЕ ПРИРОДЫ

бледное утро которому нет конца
за поворотом над водовозной бочкой
выныривает как голова пловца
стянутая резиной: за точкой
повествовательной дряни следует знак
восклицания: и окунает в зелень
желтое рыло \которому знает всяк
имя \ светило и пахнет олифой зерен
тот отражатель в траве окаймленной вкруг
протуберанцами словно в черные стекла
долго наглядывал и засверкало дух
захватило чиркнуло над востоком
сквозь молодую клеистую и в резьбе
юного времени осьминогом-светом
всплыло к земле до костей раздев
свежие пальцы весенних веток
или блестящим сошло зрачком
в босхову воду где нет отраженья
кроме сияния где ничком
люди без жалобы и движенья
для превращенья: розовый рот
пересекает гримасами словно
мыльный пузырь набухает и вот
лопнутый мир и теперь условный
лопнутый шар: нарисуем круг
планки чернильные подколотим
лист под рукой превращая в луг
линии в будущие колосья
им подыматься в дурном краю
шелестом выверенным питая
глупых животных - родню мою
всечеловеков : я так считаю.

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

понедельник час заката желтый свет
заходящего солнца. твой классический силуэт
намозолил глаза и хочется выть
как голодной собаке поскольку нельзя
умереть в венеции как и жить
в ленинграде - об этом ты сказал
я за-буду я буду за тем чего нет
за цветущею ветвью за снежным ядом
истекающим с неба за текстом: текст
любит глаз ласкающий слово взглядом
так ладонью прижав словесный хвост
заращу очертанья помойных дырок
чтобы мост был мостом от звезд до звезд
а не от лубянки и до бутырок
взвешу каждое: круглая речь листа
лучше копий ограды встающей рядом
знаешь, в небе прекрасна лишь высота
с самолета: поскольку свободно падать.

хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

и слепое светило поскольку светило
безымянную линию для хироманта
по волне утекающей в даль горизонта
где тропическим птичкам из клеток атланты
снится рай атлантиды
каждому мило
лучезарное прошлое даже ладони
в кулаке подымающейся рот-фронтом
над цветных ореолом конфетных агоний
если я называю по имени что же
в этом дурного? или слово победа
запретно как с гладкою кожей
плод запретного древа? опасность обета
не назвать только в том что средь ночи тверской
открывая глаза натыкаешься на сигарету
и лежишь как в болезни морской
ибо время уходит чернила ссыхаются
губы сохнут и нет вразумительных снов
только море - и крест на ладони смыкается
с желтой кляксой австралии где открывающий
книгу мира не знает ни буквиц ни слов
он призвал себе лысого ару в товарищи
он подставил плечо как нашест для семейства
сорных кур и сгущая искусственный мрак
учит пташку бездарную десять семестров
«попка л-любит хоз-зяина попка дур-рак-к!»

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

он щурится и полублизорук
вычитывает аргументы или факты
у газовой плиты где мелкий лук
сухою гроздью табурет пузатый
продавленный диван
взмывает рой
печатных слов как в перелет гусиный
осенний клин - да был ли тот герой?
но из тогда где лавок керосинных
еще белеют надписи где в ряд
с бидонами с бездонными глазами
старухи подмосковные стоят
в платках цветных - да помните вы сами
то время миновало все прошло
кричит он в ярости
а на пол пыль ложится
дождь падает на мутное стекло
и тень полугрифона-полуптицы
срывается с балкона
дальше лишь
пустырь с растительными плевелами
гудящие столбы дороги глист
за ней платоновские котлованы
да стайки ребятишек
на ветру
они пускают змея из газеты
намоклого тяжелого как труп
и падающего потому - но это
им невдомек: в резиновом рванье
они следы натаптывают в глине
в следы старух вставая и вполне
наследуют их место на картине

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

красноармейская? четвертая? седьмая? тринадцатая?
выдвинут забор
железным козырьком картуз эпохи
насунут на пустой стеклянный глаз
рабочей проходной
там пахнет жестью известью и луком
и дождь сочится в ржавый водосток
коричневый и скрюченный
и женщина в тяжелых сапогах
прикуривает по-мужицки сдвинув
две красные руки
и тощим дымом
приветствует пристанище собак
на время непогоды

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

не неве не лебяжьей канаве
и не той лизаветте которая
нам известна по школьной программе
потому как известен раскольников
и не пушкинской не карамзинской
переводом французского текста
как светилу империи цинской
безразличному русскому детству
у которого стекла глазные
порасколоты на составные
части губы расквашены
но бормочут безумно и нежно
о зиме безымянной бесснежной
о кухмистерской девке раскрашенной
у лотков где торговка блинами
и воскресные праздные люди
у церковной стены за стенами
за словами где счастливы будем
где прореха обоев несвежих
чудотворным залеплена фризом
репродукцией в духе отверженных
леонардовой лизой

ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх

ПИСЬМА В СОРОК ЧЕТВЕРТЫЙ

1

и пахнет одинаково
соленою звездой
колючей солью натрия
в бутыли голубой
водой морской
морской водой
что нам дает прибой
для плоской радости тепла
и нежности мирской
а под ногами дня и дна
как света не достать
в полет крылатого коня
узде не выпускать
не строить стен монастыря
не расчищать в снегу
до рухнувшего алтаря
тропы на берегу
и задыхаясь крикнув: кто?
не получить ответ
сложить рюкзак надеть пальто
затем купить билет
и с ним: то очертанье до
воспоминанье по
дно переходит в коридор
ведущий глубоко
где рыбы желтые глаза
и отблеск чешуи
где наше до уходит в за
как берега в слои
геологических эпох
и детский звонкий хор
провозглашает сделав вдох
колючий натрий хлор

2

птичьи пасынки
звери из детства
намекающие на крик
неполученного в наследство
улиц плоских и городских
от колонии до колоний
запинаясь перевожу
политическую экономию
для соседей по этажу
и выныривает из тени
близорукий сощуря глаз
обходящий леса растений
за полвека до этих нас
он винтовку как ранец школьный
поправляет прося зачет
на мосту в авиньоне вольном
поминая погибший год
серый камень пинает губы
догоняет живая пасть
акт последний подымет трубы
и подскажет о чем рыдать
птичьим пасынкам злое время
мягким лапам напрасен мох
нас забыли на этой сцене
нацепили на дверь замок
доиграют пустую пьесу
встанет к небу фонарный огонь
кинут нищему русский песо
просто желтый песок в ладонь
не бывать на земле пророкам
пахнет мокрая шерсть кнутом
умирающий верит плохо
что расскажут о нем потом

3

привет от ласточек провинциальных
прибрежью польскому в очках портовых
интеллигентов: от дувра лувру
сияют глазки вбирая глазго
в почтовой ленте заштемпелеванных бескозырок
сверчков рассаженных по шесткам
согласным хором из гласных дырок
стекает шорох
привет кустам в небесных рощах
однако в споре
сим победиши едино море
где постепенно утончена
до белых пятен двукрылий : то есть
эскиза памяти: толстым басом
ревет отечественный
за мысом пищит английский
рыдает польский и вся картинка пока мы дышим
прозрачно-желтая: это с крыши
прибрежной службы воркочут чайки
привет услышан

4

все равно - по воде аки по суху
под янтарной подковой луны
с колесницы пророка ильи
обвалилась подкова
не ищи небывшей вины
не рядись в паломника с посохом
потому как печатное слово
замыкает губы

не оглядывайся назад
где по улицам старого города
люди в броуновом движении
со знакомым прищуром
смотрят глазом весенним
интенсивно ли красит шкуру
театральный закат?

никогда не оглядывайся назад
даже если зовут и до слез кричат
отзовись просят и машут руками
опусти глаза отведи податливый взгляд
позабудь свое имя : тебе солгали
называя жизнью плакат

воскресить ли мертвое? пахнет тленом
декорация где происходит пьеса
заяц вынырнувший из леса
попадает на сцену
и охотник палящий по зайцу
попадает на сцену
нас запомни: живыми не видел никто
даже зритель который надел пальто
четверть часа назад
и ушел по мокрому снегу
гардеробщику сунул пятак на чай
оглядел себя скучно
ибо то чему он говорит прощай
и зовется искусством