|
когда не хватает слов
ты начинаешь вещать
что существует непрекословие истины как-то
fraternite egalite eternite
впрочем concorde mes amis
это тоже звучит прекрасно
главное не понимать языка
пусть шелестит и журчит мимо слуха
et voilya мир становится сотканным из обрывков фраз
переведи и закапает кровь с рукава
гревская площадь огласится народным ревом
отгородиться барьером языковым
чтобы в корзины не падали головы
но слова как пена под пленкой век
вроде бурлят вроде взрываются но безопасны
рябью проходят под днищем судьбы не причиняя вреда
нарисованный эшафот вымаран из мемуаров
que ca ira ca ira’ca ira
танк разворачивает мурло
главное не представлять
образы хуже слов
пахнет костер поминальный крещеным мясом
но ca ira ca ira ca ira
потом несет от товарищей с баррикад
потом и луком
единой вонючей смесью
ca ira ca ira ca ira
не пропускать слова
запретить им впадать в каналы
ушные
между картавящим звуком поставить заслон
о невозможность остановить начало
танк разворачивается
приподымает тяжелый ствол
на эспланаде где граждане евросоюза
слушают musique
приземист и самовлюблен
переведи для меня этот текст на язык настоящий
дабы ахиллу и гектору не подставляться под пули
мышью песчаной за холмиком дня в понедельник
время грызет каравай плесневелового хлеба
я расчищаю ладонями скомканный свиток
желтые впадины там где песок просочился
темным вином по ладоням стекает прощанье
черная тушь налипает песчинками слез
кто ты и что ты товарищ схвативший за шкирку
в миг ненавистный когда перейден подоконник
пеплом сухим стали корни растений пустынных
свиток размотан свершилось родился христос
вот на верблюде из облака пыльного мрака
выехал житель переднеазийского мира
поднял высоко кривую турецкую саблю
дабы ахиллу и гектору не подставляться под пули
когда их положат в цинк
когда поставят знак
лиловый гиацинт
укроет желтый прах
там где конец нашел
в долинах южных гор
горит как приговор
лиловый тот костер
ты пламени язык
своей сорви рукой
кровь воинов чужих
лиловый их покой
и положи на грудь
тому кто будет спать
лиловую судьбу
лиловую печать
только глаза остальное черно
узкая прорезь для глядящих кино
чтобы цветные картины не проникали в глубины
не затмевали светящееся веретено
цвет красоты не бывает белым
черная метка прекрасна своей глубиной
если развить покрывала останется только тело
мягкое нечто негодное для жизни иной
ты научись проникать сквозь узкие щели
в ту запредельную ночь лежащую за тафтой
в кровь что течет по жилам странствующих менестрелей
за черноту зрачков называющуюся красотой
может тогда остановясь в передышке
вглядываясь и боясь признаться в душе
ты остановишь показ дикого фильма вспышку
ядерной бомбы расспавшейся как драже
вот тебе кэтберри вот тебе марс вот тебе сникерс
розовой пылью ложится на слепнущий мир тишина
черная тень подымает вверх ресницы
в черную прорезь бледная кожа едва видна
линии смыкаются сходятся углами
звездами крестами выбоины кожи
тьма неизреченная бродит меж домами
в яркий круг от лампы темнота не вхожа
пластырем заклеиваю губы
буду мычать и делать знаки
тайное останется тайным
гласность ушита временем
будет стучать в стекла темнота веткой
будет жестикулировать тень по стенам
все слова умерли исчезло эхо
линии тенью втекают в вены
спи забывая и цвет и образ
и напряжение мышц и вкус воздуха
спрятаны пальцами в кулаке
лица внутри деревенских нимбов
на куликом поле тьма
в траве пульсирующей соком
бесцветна линия ума
означеннная неким блоком
народ собрался так себе
кть же в жесть окованный кто в кожи
перед москвой лежит сибирь
с шаманским на шафранной роже
рисунком ханские войска
организованней хозяйских
но все тоска тоска тоска
и ясно все что будет дальше
сойдутся врубятся в ряды
пройдут секирами по строю
на том величие орды
обречено стать сном изгоев
и по мосткам и по лужкам
по дикими зарослям лощинам
пойдут московские войска
месить болота снег и глину
пока не хлынет им рассвет
в глаза колеблемый ветрами
и вдруг поймут что больше нет
земли надежной под ногами
тогда закончится поход
и обратятся внутрь как звери
сжигая чумы и приплод
аборигенов как злодеев
враг внутренний всегда хорош
он нужен чтоб жила махина
война подарок для святош
завоевания причина
движения вперед когда
уже не влево и не вправо
не вверх ни вниз лицо врага
прекрасный повод для державы
быть несгибаемой но вот
представьте что на пошлом поле
орда московских воев бьет
и побеждает ханской волей
затем указ кого казнить
кого женить мешая крови
что дальше дальше та же гниль
земля от моря и до моря
и вместо русского царька
сидит континетальный ханыч
с округлым глазом канюка
и ликом плоским и шафранным
и пали ниц варшава брест
париж берлин и будапешт
милан флоренция и рим
и все под ханом мы лежим
на пять веков опередив
великих глобалистов
построен евразийский миф
о том что счастье близко
я пятнами тебя раскрашу
я пестрыми пройдусь цветами
эпоху бронзовую нашу
я спрячу под замшелый камень
лежи лежи покойся с миром
не выползай к народу лихо
да будет тьма твоей квартирой
беспамятство твоей молитвой
лежи лежи соси свой палец
скреби ногтем по мокрой пятке
ты слишком вымоталось каясь
за десять лет на нашей грядке
ты выцвело как флаг под зноем
обвисло в воздухе горячем
лежи лежи под камнем коим
твое бессмертье обозначим
на нем ни имени ни даты
ни знака чтобы неповадно
другим историкам горбатым
тебя тащить на свет нещадный
лежи лежи в своей могиле
не выползай послушать речи
когда б тебя мы воротили
сбежится стая ставить свечи
и от огня от жарких бликов
ты станешь краше и роднее
лежи лежи на дне великой
жестокой родины злодеев
огромная нелепая страна
на желтом лике плесневелой маской
икон плакатов прочей дребени
дней прокаженных оспинами
в бозе застыла благодать
покойница усопшая в припадке
от жадности боявшаяся пальцы
слегка расслабить
теперь она укрытая лежит
всепровославнейшая наша дура
курят над нею ладан льют слезу
какой-то среднерусский брут читает
отходную похожую на оду
закатывая глазки к потолку
сюсюкая где надо и не надо
о свет небесный наш святой иисус
тебя о мать всех сущих провожает
гиперборея наша аркаим
велесова ты книга без размера
дощечка свежесрубленного текста
славянства всеславяннейшего радость
древнейшего закона торжество
гм…диктатура то есть древней власти
лежи себе в немытой домовине
прикрыв платочком челюсть ликантропа
и глазки смежив мать твою..ох ..мать
а там за окнами другим несет дымком
треск канонады протыкает слякоть
и старый алкоголик пригубив
флакон на коем череп есть да кости
блаженно выдыхает ей пошла
ох хорошо пошла аминь аминь
желтая осыпь стен
от мазута трава черна
пахнет дешевым мылом
комната внаем
три шага до окна
четыре между стен
смыкается потолок
хлопком поднятых рук
это кротовья нора
достаточно шагнуть
сначала провалится пол
потом разлетятся стены
прах миру стен
паук охотник отпрянет в тень
обои сболзут кожурой
станет темно
перемещение совершено
желтая осыпь стен
за окном серый забор
в черном мазуте трава
в траве базука
ребенок гоняет мяч
три шага от окна
четыре между стен
боль озноб тошнота
больше нет потолка
там полная пустота
нет ничего совсем
не было никогда
по берегу по холоду черный росчерк тьмы
машина исчезающая вороньим крылом в ночи
ей сурьмили губы ядовитым цветом сурьмы
говорили подруга молчи молчи молчи
над головой был дощатый щит
небо расчерченное порывами ветерка
говорили подруга бог тебя сохранит
если с алых губ не сорвется и шепотка
и лежали вокруг тишина и тьма
вышитыми пауками на серой канве
и стояли вокруг дома дома дома
золотые глаза на сером лице камней
удушающе пахло древесное вещество
шершавые иглы втыкались в мякоть спины
и качало вывеску вывеску мастерской
сонные волны времени были слегка влажны
солью светились брызгами опушью летних дней
искрами катеров пересекавших залив
пока она молчала тьма собиралась в ней
черная ласточка ночи глаза чернее слив
ни единого слова с невесомых губ
ни единого вдоха-выдоха в воздух плотный
камень брошенный к небу всегда возвращается вглубь
мясо бескровное на костях
гниет называясь плотью
люди затягивающие петлю знают что это так
такая у них работа
звезды намалеваны ржавыми пятнами на мокрой шерсти ветра
градусник показывает ничто красную опустив черту
ледниковый период наступил незаметно
мы в него завернуты подарками для послушных
разорвите бумагу вытрясите мишуру
с мишурой под морозные ночи глупую нашу душу
вот она тщится пролепетать про юг
пробует перекатиться из ледника под кров
скорбные елки под скрип напрягают слух
белые ветки не понимают слов
призрачен город
зоной сумерек сплющен
выведет из трехмерки в плоское Corelldraw
мягкие лапки веток гладят его больного
по куполам и шпилям
по обгорелым крышам
словно сиделки-сестры
в хосписе для пропащих
вслушиваясь как тише
с каждой минутой хрипы
скоро последним криком
огласится тьма
ложью ночного неба
не убаюкивай лето
душную зону прощанья
брошенную монетку
в зыбкой воде фонтана
выловит грязный пацан
логово протуберанцев
стиснет магнитный обруч
черные сгустки крови
пробуравят вены
город похожий на призрак
братца над речкой Сеной
выгнется и затихнет
не пережив обман
скрюченной тенью вдовьей
ночь подплывает тает
движет почти беззвучно
высохшими губами
что говорит? не знаю
глупая глухонемая
старая женщина тьмы
впрочем позволь догадаться
ты ведь сидела паршивка
у изголовья города
в палате для неимущих?
ты наблюдала судороги
ты отменила воздух
ты ухмыльнувшись разбила
последний стакан с водицей
ты негодяйка вытащила
капельницу из вены
и на протоки улиц
ты опустила жар
город мой три недели
в реанимационной коме
на полдороги к моргу
губы его сдавила
липкая духота
в сумерках он невнятен
как карандашный набросок
в мареве над проспектами
стены в потеках ржавчины
город пропахший дымом
гнилью нутром помоек
потными истечениями
от человеческих тел
город глядит на звезды
звезды глядят на город
там высоко над зноем
полная пустота
там постоянный холод
изморозь белым облаком
о опустить на лоб его
прижать прижать ко лбу!
клиническое описанье ночи
сестра сестра воды воды воды
там в небесах услышена мольба
дают воды дозированной мерой
разбрызгивают струйками и снова
сестра сестра воды воды воды
над сонной петроградкой теплый сок
задымленного воздуха и в недрах
кафе и ресторанов кислый вкус
вчерашней пищи гиблый запах пота
и лица официанток отекли
как жабье брюхо и налились кровью
сестра сестра воды воды воды
висит над миром призрачная пленка
картинкою переводной пылают
неоновые буквы на фасадах
и глупые плакаты вдоль проспекта
рекомендуют горький нескафе
лишь на терраске кажется прохладно
хотя одежда пятнами налипла
и впились лямки мимо кожи в мясо
а кожура штанин срослась с ремнем
от мокрой шерсти запах потной псины
сестра сестра воды воды воды
напрасно звать там в дымчатой среде
пустого океана над домами
отменены все скорые на вызов
там спят сестра и доктор и главврач
и даже техник небоводканала
ленивый отключил прямую связь
сестра сестра подай хотя бы ветра
наполни тело легкою прохладой
но тянет жаром от стены и стула
от козырька над столиками даже
от красного вина киндзмараули
и липнет к пальцам сигаретный дым
отпусти мне света чтобы падал пологом
над прозрачным городом
нарисованным
западного ветра чтобы правил парусом
полосатым парусом
краткого но лета
чтобы ломкость времени
приостановить
чтобы тщетность памяти
с языка альцгеймера
на язык ассемблера
переположить
ты истекаешь солнечная мгла
мать соло глория на пике четких линий
воронками волчьеподобных лилий
с убогим венчиком славянского письма
невыносимо пахнущая ядом
червивых пятен на огне копья
кровавых не явленных для меня
слепящих вихрей над эдемским садом
садящийся на поле самолет
и ржавых крыльев острия что пики
вот и окончен навсегда великий
наш межконтинентальный перелет
и если свет дыхание прервет
всего лишь тени лягут на ограду
нас больше в сад не пустят
там где взглядом
мы ищем тени свет ее ревет
и медленная длинная река
идет на север под уклон под гору
с упорством землекопа червяка
втекая в псевдосолнечные поры
под кожу в хруст светящихся плодов
шафрановых и розовых и белых
о солнце правды вера и любовь
всего лишь крестик на воротах мелом
под небом сплющенным я входила в город
стекло под ногами с соленым хрустом
пело ноту соль
шелестел щебень известка сухая как порох
обрывки газет одежды и прочий сор
покинутый мир лежал у отрогов гор
здесь не было ни голосов ни речи
пустой как гнилой орех
только мои шаги
скребли по земле пыль подымалась смерчем
висела недолго и падала на сапоги
в черных лапах
где серебряный бил огонь
дыры проедены
червем длинноусым
каверны праха
научился пережевывать металл
стеклянным глазом
по периметру ночи шаря
как прожектором
век-леопард
кто остановит
тому ложиться в цинк
желтою лентою обвивая лоб
на поединке вся славная знать
крылья шуршат наждаком
на каждом алый плащ
за рубиконом
мертвых башен тень
точно мы все нарисованы
уголь на бровях
сурьма вокруг рта
страшен оскал сквозь бинт
властелин времени сидит
как вареный рак
как переходящий вымпел
красного уголка
в каторжной тьме
прислушивается к шагам
горе путнику
забрел в пещеру сам
справа стена
слева стена
впереди стена
ищет огарок свечи
каменные цветы хватает рука
малахитовый саван сшит
скорпионовым жалом
а на свободе
белый скачет конь
всадник седой черный тюрбан
рваный бурнус
автомат калашникова за спиной
справа песок
слева песок
впереди песок
над дюнами свет дневной
переулки проулки половицы скрипящие
мы прожили тот город как дитя скарлатину
дымный воздух восстания обгорелой истории
декораций на публику жестов для сцены
мы прожили те воды идущие с севера
золотым совереном играли на площади
где в дырявую лужу легло отражение
заменив виртуальностью наше грядущее
мы прожили холмы что на страже молчания
предстоят с юго-запада желтыми скирдами
черный ветер отечества с привкусом сажи
черный облик прощания с привкусом вечности
и теперь скрыто дымкой и мутью похмельной
невысокое небо с рисованным шпилем
и теперь говорят у тебя день рожденья
город-призрак с пугающей мглою могильной
и стоим мы подняв подбородки как волки
смотрим в тень отраженья космических далей
и горят небеса новогоднею елкой
и дрожат паруса городских магистралей
и на вдох или выдох не хватит оснастки
продырявлен костюм водолазного клуба
и глядят и глядят безразличные глазки
что мы этой гекубе и что нам гекуба
перешли пережили трухлявые полночи
светлячков уловили нетленные души
после ночи безумия выплывет солнышко
отогреет пропащих утопших просушит
Познакомься с народом
Напишите мне
| 
