продолжение текста  

здравствуй забытая пакость
равновеликая в малом
для кого мы озвучиваем спектакль
за сценой в сизой пыли
подворачивается голос как балетный тапок
выбегает наш заяц скользя на продажных лапах
а в спину гремит
пли пли пли
с хрустом вывернуты суставы
глаза навсегда широко открыты
потолок становится полом
и наоборот
мы за сценой? за сценой?
угадай с десяти попыток
вот же вот же он заяц
виновник наших невзгод
мимо лиц
мимо ртов
мимо влажного околома
брызги жаркие сразу и не поймешь свинец
сквозь мираж декораций в шуршащую зыбь
в солому
в детство мнимое
сладкое как леденец
луг цветной завораживает сиянием
воздух чист и прозрачен и от руки
камень бросившей радостными кругами
покрывается гладь реки
ветер влажные его струи
пальцами ощупывают объект
пропуская туда за черту иную
куда доступа непосвященным нет
там и заяц наш целый и невредимый
и пес наш пристреленный во дворе
и вот узнаем себя любимых
ладони заляпанные в смоле
улыбки широкие как кошелки
румяные лица довольный вид
но там ведь за сценой на стружке колкой
сложив на груди ладони
недвижимый кто-то лежит
носком башмака пинаешь
мертво как сухая ветка
как быть это может
румяное и сухое
одновременно
трепещет наш голос над сценой
дергаются старлетки
и публика от смеха
воет воет воет
ты вспомни урок теологии
нераздельно и неслиянно
троицу под единой шапкой похожую на уродца
голос ввергающий в водоворот нирваны
бухает в черной воде колодца
и от внезапного смысла
вдруг подгибаются ноги
как же это вышло
оказывается
мы боги




я чувствую как ломается эта ткань
как ей холодно между пальцев
рассыпается на волокна
распадается в воздухе плотном
губы ловят его вращение
но обманываются
оставовленное вещание
демонстирует господина чайковского
и соломенные лучи
по квартире шуршат
нет ты был неправ
этот сказочный зоосад
не придумка убогого шелкопера
мы зашли на чай и навеки обречены
пересаживаться от прибора к прибору
вместе с мартовским зайцем и прочими обитателями тьмы
у них время другое
и понятия и разговоры
они смотрят одно и то же кино
чуть позевывая когда ослабевают гормоны
чуть повизгивая когда подступает ОНО
это стол циферблат
промываем желудок
мятой розой жасмином и прочей травой
голос вкрадчивый синематографических будок
что-то ласковое приговаривает за спиной
колыбельную воет
наглаживает приятности
точку вечности поместив ровно в центре стола
чайник времени пухнет пускает пары
мы сидим в изумительной адекватности
потеряв тень границы
за пределом добра и зла
стол как стол
и пирожные с ванильным кремом
и рожки со сгущенкой
и ложечки с ручкой витой
мы обсасываем тему за темой
под баюкающей гнусавостью музыки той
вот и скрипка включилась
скрежещет зараза
давит звуком высоким
тугим как клинок
протыкает дыру за пределами хазы
и мы смотрим в глаза ледяного ОНО
что ты заяц как бешеный мечешься в доме
растянись прямо тут на столе перемен
как в прозекторской встанет над бешеным кролик
в одной лапке скальпель
в другой безмен
что потребно отрежет
что важно добавит
ну вставай подымайся окончен десерт
в нашей теплой компаньи любителей чая
лебедята готовы продолжить концерт
лапки вверх
лапки вниз
улыбочки папараццам
площадь красная гульбище дохлых мышей
не кончается чай
не желает прощаться
вечно юная троица верных гостей
шил бы шляпы ты что ли
валял бы из войлока
к черту выкинув радио плеер пи-си
занимался бы делом
не стал бы полковником
может лучше жилось бы на этой руси
но стремление к славе
и лебеди в паре
и чайковский под чайную ложечку в рот
и ОНО подступает дыханием твари
той которая после концерта сожрет
эх товарищ эксшляпник
тугою уздою
не затянешь мешок из которого тьма
ты себя вероятно считаешь героем
как известно герои всегда без ума
у них действует тело
ты мертвое тело
ты как стрелочник переводящий сервиз
с точки а в точку бе
спятив полностью
тени
принимая за общенародную жизнь
с год помучишься
после отыщут другого
у него жесткий ус и кустистая бровь
твердой поступью ступит он шагом слепого
и опять лебединую труппу готовь
нет ОНО не подвластно приказам отсюда
ты как ветошка вытрет он сытую пасть
телом шляпника
сядет он в позу как будда
оглядит призывавших кого бы умять
стол как вечная площадь с кровавой звездою
круговое движение жалит глаза
между пальцами стынет могильная хвоя
комья глины с придушенным звуком скользят
пахнет сыростью
тленом
простудой
зимою
и вглядевшись как следует перед собою
видишь то что проплыли полвека назад
знаешь время дискретно
но то что за ним
разевает вонючие ротики
сквозь железные поры врывается дым
едкий сладкий горелых наркотиков
надышавшись заканчиваешь в бреду
день рабочий
ненормированный
засыпая растягиваешься в звезду
пентаграмму земли обетованной
пять лучей тебя
созерцают теперь
пустоту ядовитых космический далей
ты открыл эту дверь
ты впустил в эту дверь
мириады скрежещущих тварей
вот они
господа из господ
неизвестные образования плазмы
за тебя открывают твой рот
насыщают живот
исторгают миазмы
дергают твои конечности
в непреходящей вечности
нет уволь меня от такого чая
от таких гостей
от таких речей
я отряхиваю пальцы ткань мертвую полностью разрушая
ухожу
под ногами хрустит ручей
сосны вытянулись как на плацу
снежными потряхивая ветвями
звезды так высоки что найти невозможно ту
чьей ты стал мартовский заяц
шляпник дурного рая
здесь царит тишина
здесь на крышах домов снежные шапки
не тобою сшитые
настоящие
здесь другая нетронутая страна
здесь ОНО
к нашему счастью спящее




Конец Поднебесной


императрица по имени цыси немощна телом
смотрит в проем уходящего лета старая цыси


разрывающие когтями
остановятся на секунду
корявыми пальцами
проникнут в грудную клеть
от нахлынувшего смрада
звезды блекнут
голос садится
глаза не хотят ничему внимать
золотые линии на обрезе
старых книг
поблескивают в полумраке
губы стремятся осилить сочетания слов
о как все просто
корявым пробить когтем
желтоватую кожу
о как все просто
дрожащее сердце
цветком зажать в горсти


они бессмертны говоришь бессмертны
учились у последователей даосистов
играли в алхимические связи
транзакции вершили
они бесстрашно пили с желтым соком
соединенья ртути
день ото дня все больше давали дозу
и к старости стали бессмертными
зачем?
путь стариков известен
он не великий путь


сквозь раскосые глаза и солнце идет иначе
впадает косыми струями света
над далекими пагодами серый лежит туман
пропуская тени деревьев
острый запах манчжурских сосен
месяца твердый серп
проведи по месяцу ладонью
кровь на пальцах возвестит приближение утра
кровь на пальцах
о всего лишь искаженного зрения знак


европейцы устроены по-другому
они не умеют терять границы тел
они собраны как механизмы по схеме
есть мотор? заводи! поехали!
перемена цвета как перемена ветра тому кто понял
отступив ты обретаешь дыханье
побеждая ты проигрываешь войну
видишь синие линии над желтым лесом
знак отчаянья
европеец смотрит
это осень говорит он сухо
скоро придет зима


желтый лес в ядовито синей кляксе
обещает беды которые никто не минует
хвост кометы отливающей алым
обещает то же самое
приземлилось золотое яйцо
вытряхнуло десант
меднолицые дети богов начинают захват
сквозь бойницы-щелки
косые солнца
льются желтой морской водой


если
и все становится прозрачным
снова стягиваются пояса и желтеют соломенные шляпы
сквозь обладателей их просвечивают горные пики
шаолинь реет в безразмерной сини
заостренные посохи совершают полет
звезды скатываются с орбит
двадцать восемь пустых домов
лишь полярная высоко
одинокая звездочка перемен


великая императрица не разжимает век
черный полог над ее головой
не подымается ветром
ночь зажимает рот ей
голос стерт как монета инь-ян
пробит квадратом земли
чтобы больше не слышать
чтобы холод по пальцам не шел от вонючих вод
окровавленных
оскверненных
спи владычица
мертвый мир
отныне твое жилье



сияние от которого не остается тени
молчание от которого не остается эха
отчаянье от которого не остается слез




Серебро Каммингса


черные тени на черном снегу
когда я о тебе думаю пересыхают губы
шелковая линия между лопаток вниз идет образуя дугу
ребристую нитку лестницу бога
пятнами золотыми солнце в кристаллах зимы
холодом к свету протянутые ладони
в черных зрачках половина тьмы
половина солнца надрезана острием
тает улыбки тень
розоватая дрянь вино в ограненном стакане
сушится припорошенная поземкой шерсть
волосы диким крылом
линия линия шелка течет
линия ночи тает
бражникам голубит мешки под глазами
прожектор свет
луч втыкает прямым ударом
на потрескавшихся губах запечатлевая след
воспоминаний неутолимым жаром



они загораживают сердца
зеницами звезд реклам
моллюски уличных фонарей
ввинтились в самый мозг
свет фар вырывает у черноты
последний вороний крик
они загораживают сердца
чтоб внутрь ты не проник
и стынет тяжелой сплошной зимой
на впадинах щек снежок
от ветра сутулится постовой
и красной розой горит сухой
асфальт под твоей ногой
когда ты сворачиваешь к углу
протяжная тень скользит
за шею схватывает петлей
кляпом вползает в рот
ползет за тобою библейский змей
ведет под конвоем тебя вечный жид
ведет он тебя
домой


меж серебряных лесов
гонит время гончих псов
скачет в полной тишине
черный всадник на коне
только цокают копыта
по серебряной луне
и прозрачными тенями
дерева скрывают лаз
и небесная охота
удаляется от нас
меж серебряных полей
скачет каммингс на своей
на серебрянной лошадке
меж серебряных корней
выдыхая сквозь рожок
слов серебряный ожог


серебряный всадник несется по гребню полей
на нем красный плащ
на нем желтые башмаки
он глядит из-под сложенной чайкой руки
на незнакомую местность
он боится назвать что приходит сразу на ум
перепутанное время хохочет в его глаза
он глядит в поднебесную синеву
незнакомых времен
а на веки спускается медленный снег
очертания города как капилляры сквозь прозрачную кожу
он желает взвыть
но из глотки проклятый смех
и багровая ярость плохая подруга тоже
он бросает поводья он жмется к стене
точно ряженый на карнавале масок
ледяные глаза фонарей подгрызают корявый снег
то зеленый
то желтый
то красный
и подходит чужой человек шофер
ухмыляется нехорошо
и по тени где руки он распростер
проходит тяжелым шагом
легкий пар взметая как мелкий сор
над пустой современной прагой


каждому кто подходит глядеть в глаза
дан приказ не проникать в глубину зрачков
за которыми полный абзвц
ледяная смирительная рубашка слов
мокрый бинт намотанный вокруг шеи
пластырем крест накрест отдушины носа и рта
о глубины которые девушка лорелея
предъявляет смертному неспроста
широко распахнутыми гляделками
смотрит подымая ангельские ресницы
что глядите?
глядите мои недоделанные
хорошо хорошо хорошо глядите
я спою вам песенку для покоя
выдох сделайте расслабьте спины
разве знаете вы что я такое
загляните в распахнутые глубины
там вращаются солнца
пылают и гаснут
там сменяются звездные поколения
та картина что я покажу прекрасна
и для смертных она вне времени
а теперь попробуйте отвернуться
темнота обнимает тяжелой ватой
и стекает бумажное мясо с хрустом
но ведь в этом совсем я не виновата
я сшивала то что и так сошьется
и сияют с нежной ее личины
две огромные сливы
два странных черных солнца
с золотым ободком над колеблющейся пучиной
и бегущей строкой в прозрачных сотах
гаснут белые призрачные буквы
и в червивых промоинах глаз раскосых
буквы наших душ заблудятся захлебнутся
пой красотка впускай нас арийская шлюшка
отворяй пошире ворота рая
мы пришли в твое нечто с ночной пирушки
мы готовы к падению
мы ныряем
эх предатель улисс
зря заделывал воском
ты ушные каналы привязывал тело
к прочной мачте
глаза вот ведущая соска
чертов омут кротовья нора корабела
так из вечности в вечность
отверстые люки
принимают бескровных своих пассажиров
ты наивный решил это нежные звуки
серенады сирен
плач орфеевой лиры
нет приятель все проще глазами в глазища
и дыханье уходит как воздух из шара
что голодная ламия
вкусная пища
принимай нас на борт ясноокая хмара



губы пластырем на половину лица
уши воском привет от улисса
из до нашей эры
проверенного образца
запатентованного каким-то гомером
или сент омаром к тому же зрячим
как бы ни было главное рот и уши
остальные дырки не стоит клячить
затыкая отверстия затыкаешь душу
что тогда
как детка из волчьей ямы
будешь зверем выть и бегать применяя коленки
и тогда господин пиит согласимся сразу
не видать тебе будущей нетленки
ты напрасно речь проверял по канту
то прихлопнув глаза то раскрыв пошире
знаешь дыры входящему это шансы
что душа пребывает в нормальном мире
как устройство системного камуфляжа
ты не можешь питаться своим же ядом
тебе нужно немного чужих пейзажей
и чужих портретов висящих рядом
только так твое тело сольется с духом
и желанный покой на тебя падет
не заклеивай воском живое ухо
не задраивай пластырем жадный рот
на глаза не клади пятаки урод
все равно от сирены такая защита
никого не спасала и не спасет


вкус солоноватой крови
кроме крови моря
цвет зеленоватой жижи
ниже ниже моря
от соколиных лап
от оскаленных ртов
бежать за десять морей
зарыться в песок
просунуть нос между лап
лежать как мертвый герой
пусть сохнет кожи медь
под острым лучом с высоты
а ночью можешь пясть
поять в горсти темноты
свобода пока черно
и холод сжимает гортань
и кровь красна как вино
но солоновата дрянь



ледяное цок-цок
от норы до норы
черных лестниц лицо
раздробили битой
кровь красна как томатный сок
или клюквенный напиток
камуфляжна бля
я на веру не приму твоих слов
ни газетных статей
ни радийного антуража
пуля снова ушла в молоко
мимо черного глаза
просвистела за ухом
ты все подделал
голос рваный отважился сухо
назвать имя раскосой девы
отвернувшись докуриваю бычок
почему мне не страшно
зимний луч опускается на плечо
как птенец со стажем
старый старый птенец играющий в прятки
плоть клюющий когда достается обед
и на бледную улицу из колпинской лесопосадки
ведет одинокий след
под ботинком вода хлюпает язвами
прелый лист как покойники в черных мешках
и высокое небо слепое и ясное
отражается в остекленевших зрачках



старый каммингс
серебряный каммингс
одиссей
орфей
лорелей


Познакомься с народом
Напишите мне

Hosted by uCoz